Книга «Трансформация» — Джон Годолфин Беннетт, 1978 г.
2. ЯЗЫК
Потребность поделиться опытом очевидно присуща маленькому ребенку еще до того, как он произнес свое первое слово; но его учат говорить о предметах и действиях, а не о его собственных чувствах и состояниях. Это порождает разрыв между тем, что мы хотим сказать, и тем, что мы можем сказать, — и это преследует нас всю жизнь.
Пока мы удовлетворены коммуникациями о вещах, которые мы можем видеть и касаться, и действиях, которые мы можем демонстрировать, наш язык может быть очень эффективным инструментом. Когда же мы хотим говорить о неощутимых вещах, мы можем надеяться только на то, что наш слушатель поймет используемые нами слова в том же самом смысле, который они имеют для нас.
К сожалению, многие слова и фразы, относящиеся к нашему личному опыту, очень трудно верифицировать. Другие слова и фразы используются с полнейшим пренебрежением к их возможному значению. Среди таких слов есть несколько, относящихся к опытам и процессам, жизненно важным для нашей трансформации. Мы должны быть способны коммуницировать наши внутренние проблемы, а очень часто находим, что никакое слово не может выразить того, что мы хотим сказать. Мы хотим совета и помощи в понимании самих себя, и нуждаемся в точных инструкциях о том, что мы должны делать перед лицом наших внутренних проблем.
Когда мы сталкиваемся с проблемой языка, может показаться, что потребуются сотни слов, чтобы выразить бурлящую сложность нашего личного опыта. При более пристальном рассмотрении мы находим, что для понимания необходимо очень небольшое число слов, подразумеваемое значение которых разделено с другими, для условного коммуницирования о «внутренних мировых проблемах». Каждому необходимо составить свой собственный «лист» важнейших слов и взяться за прояснение их значения для самого себя. Приводимый ниже перечень предлагает возможное начало; но я хочу подчеркнуть, что ценность упражнения заключается в рассмотрении своих собственных проблем и в попытке выразить их словами, которые другой человек обязательно поймет так, как мы намеревались.
Выбранные мною 2.1 слово разбиты на три группы по принципу того, кто мы есть, с чем мы экспериментируем, а также каков способ работы нашего внутреннего мира. Я назову их «кто»-слова, «что»-слова и «как»-слова. Эта три группы, возможно, не подойдут каждому, и, конечно, я не ожидаю, что любой человек создаст подобный же «лист».
К этим типовым словам внутренней жизни я добавил бы не классифицируемое слово СВОБОДА — ключ всей ключей и самое труднейшее слово для понимания.
Ключевые слова внутренней жизни человека
«кто«-слова «что«-слова «как«-слова
Я Ощущение Память
Самость Чувство Совесть
Индивидуальность Мысль Искренность
Бытие Сознание Внимание
Воля Надежда Решение
Ум Любовь Присутствие
Душа Вера Понимание
Мы пользуемся всеми этими словами довольно свободно, но редко задумываемся, что именно мы намереваемся ими передать. Едва ли удивительно, что мы так мало преуспеваем в коммуникациях о нашей внутренней жизни. Нам необходимо приобрести уверенность, что мы действительно хотим и намереваемся коммуницировать, а не просто «говорить о самих себе», что совсем другое дело. Имеют значение не наши «нравится-не нравится», не наши теории и взгляды на мир или наши приключения и опыты, но кто и что мы действительно есть и как мы собираемся улучить ситуацию.
Все человеческие существа сконструированы по одному и тому же основному паттерну /образцу, узору/ — не только в отношении физического тела, но и механизма внутренней жизни. Мы должны знать этот внутренний механизм, чтобы коммуницировать разумно и полезно. К сожалению, мы не можем рассечь наши умы и души и посмотреть, как там сложены вместе различные части, не можем мы также продемонстрировать их работу, определить и описать происходящие там явления. Мы вынуждены полагаться на то, что мы открываем сами, и из этого мы должны сконструировать язык, которым мы можем делиться с другими.
В распоряжении имеется два метода: самонаблюдение и само вопрошание; взаимное вопрошание друг друга и разделение опыта с другими. Оба метода должны сочетаться, чтобы привести значения слов в четкий фокус для нас самих и для того, чтобы мы смогли делиться ими с другими.
Работа по прояснению есть истинная дисциплина. Любой ценой мы должны избегать болезненного самоуглубления, или чрезмерного интереса к самим себе. Наш интерес должен быть направлен на понимание содержания нашего опыта также не привязано, как химик рассматривает сложное химическое соединение. Когда мы обсуждаем элементы внутренней жизни с другими, мы должны избегать того, что Гурджиев заклеймил как «мудрствование», то есть выдумывание идей, которых мы не можем проверить.
Обеих этих ошибок можно избежать планомерным самоизучением. В последующих главах будут даны различные упражнения для этой цели. Общий язык лучше всего создается как побочный продукт самоизучения и обмена опытом. Тем не менее, необходима определенная фиксация значений, и я предложу способы рассматривания слов, выбранных мной для моего собственного листа.
«Я«
Всё, что мы можем наблюдать и даже думать, это есть «не-Я». «Я» есть тот, кто наблюдает и думает, и решает, но ни в коем случав не инструменты, с помощью которых делается наблюдения, принимаются мысли и решения. Мы запутаемся в трудностях, если будем ставить дополнительные вопроси типа «является ли Я всегда одним и тем же?», «Я — это нечто одно или много Я?», «существую ли Я или же Я-чувство всего лишь состояние моего ума или тела?» Поскольку мы не можем ответить на эти вопросы из прямых наблюдений, у нас нет способов проверить, что (или кто) «Я есмь».
Самость
Когда я говорю о «самом себе» — на что я ссылаюсь? В соответствии с одним учением, у нас не одна, но несколько самостей. Все, что мы можем сказать наверняка, то, что в любой момент присутствует набор мыслей, чувств и действий, связанных с нами здесь и теперь, и мы можем называть эту коллекцию «самостью» или, лучше, «одной из моих самостей». Избегайте подобно чуме иллюзии, что вы уже «знаете самих себя», потому что вы не знаете!
Индивидуальность
Я предпочитаю резервировать это слово для «Я» истинного мужчины или женщины, в которых мы надеемся трансформироваться. Если мы примем нашу реальность за нашу «волю», то есть нашу способность выбирать и решать, тогда мы можем сказать, что Индивидуальность есть единственная постоянная Воля. Но все же очень трудно понять или изобразить ее, и еще труднее говорить о ней.
Воля
Мало слов используется так беззаботно и так не соответствует истинному содержанию. Под «волей» должно подразумеваться нечто специальное — способность делать акт собственного выбора. Бесполезно пытаться зафиксировать, что мы имеем в вицу под «актом», «свободой» или «выбором». Почти невозможно дать ясную картину того, что означает «воля», и для этого существует основательная причина: воля, подобно «Я», — всегда субъект и никогда не объект опыта. По моему личному убеждению, воля обладает свойствами разделения и объединения, так что мы можем говорить о «фрагментах воли» или об «объединенных волях». Мы осведомлены о конфликтах внутри самих себя, и не трудно видеть, что они обусловлены противоположными «волями». Не легко увидеть, что подразумевается под унификацией воли, поскольку это проявляется только в процессе трансформации. Во всяком случае, я использую слово «воля» для любой большой или малой способности выбирать и решать.
Ум
Некоторые люди говорят, что слово «ум» вообще ничего не означает. Другие говорят, что это осведомленность о том, что происходит в наших телах. Третьи связывают его с думанием и утверждают, что там, где нет мысли, нет и ума. Я употребляю слово «ум» как эквивалент всему тому, о чем мы можем быть осведомлены как происходящем внутри нас самих, — но это не определение. Каждый из нас должен открыть сам для себя, что именно значит ум.
Душа
Это еще более спорное понятие, чем ум. Не входя в детали, я использую слово «душа» для обозначения трансформированного «ума». Дуда по отношению к уму — как горшок по отношению к глине, из которой он вылеплен и отожжен.
Ощущения, чувства и мысли
Эти слова обозначают различные виды опыта, возникавшего в нашем уме. Мы узнаем, как их распознавать, в главе 5.
Сознание
Я считаю, что сознание — это вид энергии, освещающей наше внутреннее состояние, наподобие электричества, освещающего комнату. Точно так же, как электричество способно делать больше, чем только давать свет, сознание делает возможным всё многообразие деятельности. Например, сознание — главное средство установления прямого контакта между двумя умами.
Надежда, Любовь и Вера
Это операции еще более высокой энергии, которую я называю творчеством.
Дело в том, что мы не можем создавать надежду, любовь и веру по нашему собственному выбору — как мы можем, например, создавать мысли или даже чувства. Еще более важно понять, что эти великие слова в большинстве случаев используются без всякого представления об идее, которую они обозначают. Они свойственны операциям «внутреннего мира», которые мы не можем ни понять, ни коммуницировать до тех пор, пока не пройдем длинный путь по тропе трансформации.
Очень полезно размышлять об этих и других словах этого ряда и спросить себя: можем ли мы придать им значение, основанное на том, что мы актуально испытываем и распознаем? Это упражнение на «самовопрошание» таит в себе почти неограниченные возможности, и все же, подобно любому другому, оно может быть неправильно использовано. Мы должны научиться не позволять нашим ассоциациям лениво дрейфовать вокруг вопроса; мы также не должны позволять себе размышлять над вещами, которые мы не можем понять.
Правильное самовопрошание есть акт воли: он помещает нас в положение перед нашим собственным невежеством в той самой точке, где есть шанс научиться чему-то новому. Истинным самовопрошанием можно поделиться. Оно создает особую связь между теми, кто пытается проникнуть в значения, особенно в значения важнейших элементов нашей внутренней жизни.
Память
Мы должны знать нашу собственную память. Это то, что связывает фрагменты нашей жизни в связное целое. Но многие люди не обладают связной тотальной памятью: они не могут вспомнить вдруг различные вещи, которые вспоминает лишь временами.
Самое главное — они не могут помнить самих себя.
Одно из самых полезных упражнений, которые я узнал, показал нам Успенский в 1921 году. Оно заключается в попытках вспомнить собственное существование во время поглощенности какой-либо деятельностью. Это упражнение вскоре обнаруживает для нас слабость нашей способности к такой памяти. Мы обманываем себя, предполагая, что можем вспомнить то, что мы хотим вспомнить, поскольку мы смешиваем способность случайного воспоминания со способностью помнить постоянно.
Вторым очень важным упражнением, связанным с памятью, является попытка вспомнить состояние чувств. Если мы сможем вспомнить горе посреди радости и радость посреди горя — мы уже находимся на полпути к внутренней свободе. Но кто обладает такой способностью и как можно ее культивировать…?
Рассматривая такие вопросы, мы начинаем понимать, как загадочна и непонятна память, и как мы далеки от четкой идеи «истинной памяти».
Совесть
Это обширнейшее слово «понимается» настолько различно, что оно перестало оказывать на нас влияние. Мы говорим о «плохой совести», когда имеем в виду нашу реакцию на подавление в социальной сфере или на сформированную в детстве привычку рассматривать какую-либо форму поведения как неправильную. Поскольку такие реакции не представляет собой ничего большего, как кондиционирование наших эпохальных рефлексов, они — и совершенно справедливо — перестали рассматриваться как священные. Мы хорошо знаем, что под «чистой совестью» могут маскироваться индифферентность, самоудовлетворенность и созерцательность самого опустошительного свойства.
Можно ли найти значения совести, подразумевающие одно и то же для всех для ей, и восстановить тот глубокий смысл, который вкладывали в это слово наши глубокие предки?
Успенский определял совесть как состояние, в котором человек чувствует одновременно все свои эмоциональные противоречия. Эта «осведомленность о противоречии» определенно является важным элементом, но это еще не всё, что означает истинная совесть. Гурджиев называл совесть самым «Святым Импульсом» и «представителем Творца в человеке», а также тем, что единственно дает человеку право называться сыном Бога. Это определение очень далеко от несовершенной версии современной психологии, которая сводит совесть к «эмоциональной фиксации».
Я совершенно уверен в том, что все мы имеем психической инструмент, который знает правду о нас самих. Этот инструмент будет справедливо назвать Совестью. Для тех, кто не хочет встать лицом к лицу с правдой, это неудобный инструмент, и тогда изобретаются различные защитные приспособления, мешающие посылкам совести достигать сознательного ума. Те, кто ищет трансформацию, должны желать и быть готовыми знать правду, и для них «пробуждение совести» есть необходимая ступень.
Искренность
Я только что употребил выражение «правда о самих себе» — но что это за правда и как мы можем узнать её? Наш мыслительный аппарат, подобно компьютеру, может работать только по правилам, которым он обучен следовать, и может использовать только идеи, которые введены в него.
Общеизвестно, что «правда» одного человека является ложью другого, и что наша способность обманываться — и самообманываться — бесконечна. И того меньше можно положиться на наши чувства: в действительности именно наша «нелюбовь» к обнаженной правде закрывает к ней наши чувства.
Средством для излечения нашей неспособности принимать правду является практика искренности или открытости.
Здесь таится возможность заблуждений. Мы можем ошибочно принять самообвинение или даже ненависть к себе за искренность, в то время как они являются той самой завесой, за которой мы прячем правду о самих себе. «Искренность» с другими может быть лицемерием, высокомерием или даже беззастенчивым вмешательством в их дела. Существует также глупая искренность, заключающаяся в том, что говоришь ненужные вещи или в не нужное время и не с тем человеком. И все же искренность — это ключ к совести и наилучшее средство установления глубоких взаимоотношений с теми, в чьей помощи мы нуждаемся.
Говорится, что ученик на пути трансформации должен практиковать «абсолютную искренность» со своим учителем. Такие высказывания нередко сбивают с толку, поскольку в них утверждается, что обычные люди способны быть искренними. Когда под руководством человека, прошедшего путь трансформации, формируется группа, в один из подходящих моментов им дается » задача на искренность», то есть абсолютно искренний расказ об их собственном опыте. Ценность этого упражнения заключается в демонстрации того, что искренность не достигается желанием быть искренним, но приближением к внутренней свободе и связанной с ней способностью решать.
Искренность есть средство достигать самопознания для того, чтобы стала возможной истинная коммуникация и для пробуждения совести. Ею нужно заниматься осмотрительно и с пониманием — всегда помня, что её можно ложно понять, и что в нас есть нечто, не желающее искренности. Это «нечто» должно быть внесено в свет совести.
Внимание
Мы знаем, что значит быть внимательным или невнимательным. Но знаем ли мы, чем является внимание и что заставляет его появляться и развертываться? Общеизвестное упражнение на внимание — как долго вы можете смотреть на секундную стрелку часов, не отвлекаясь? – убедит каждого, что мы способны удержать наше внимание не более двух минут. Мы знаем, что внимание очень зависит от интереса: наше внимание «приковывается» к какой-нибудь возбуждающей драме, в то время как от скучной задачи оно ускользает. Если мы «не обращаем внимания», «вернуть нас назад» может только шок; или, впрочем, без всякой видимой причины внимание может возвращаться, и тогда мы снова включаемся в то, что мы делаем.
Все это общеизвестно, но как мало понимается! Можем ли мы улучшить нашу способность внимания? Существует много упражнений, которые могут помочь, но они не достигают самой сути дела, заключающейся в том, что происходит «затемнение» в нашем опыте, когда внимание ускользает, и внезапная «освещенность», когда оно возвращается. Эти явления можно сравнить с выключением и повторным включением электрического света. Аналогия утверждает, что внимание есть поток энергии, начинающийся и прекращающийся сам по себе. И все же наше внимание так тесно связано с нами самими, что мы не можем принять идею о том, что не обладаем никакой властью над ним.
Мое личное убеждение состоит в том, что внимание есть акт воли — самый простой и примитивный акт воли, который происходит прежде, чем мы можем сделать что-либо по собственному выбору. Мы есть наше внимание. Там, где наше внимание, — там и мы. Когда уходит наше внимание — уходим и мы.
Этот вывод, в конце концов, всего лишь одно из многих возможных объяснений внимания. Я дал его в качестве исходного момента для вашего собственного исследования. Чем бы ни было внимание, оно безусловно важно. Оно имеет нечто общее с энергией — возможно, сознательной энергией, и имеет также нечто общее с волей — и, следовательно, с «Я». Вы должны изучить внимание сами и сделать свои собственные выводы. Даже если вы уже пытались делать упражнения по наблюдению за секундной стрелкой часов, делайте его снова и приложите все усилия, чтобы заметить, как приходит внимание и как оно уходит.
Решение
Кажется, что это слово довольно легко объяснить: решение есть акт воли. Но как мы решаем реально? Мы не должны пользоваться словом «решение» до тех пор, пока не выясним, что акт решения сделан реально. Как часто мы говорим, что мы решили что-то, когда в действительности мы обнаруживаем, что подвластны какому-то течению действия либо в силу нашего собственного желания, либо потому, что нас к этому принудили. Используя безответственное слово «решение» в наших размышлениях и в разговоре с другими, мы просматриваем, как редки истинные решения и как велико их значение. Я попытаюсь использовать слово «решение» исключительно в смысле сознательных актов воли, когда в нас присутствует осведомленность о том. что мы выбрали между двумя альтернативами и что бескомпромиссно настроили себя на то. чтобы претворить решение в действие. Очень важно установить для самих себя использование слова а этом значении и пользоваться другими словами типа «намерение», «предположение» для обозначения актов выбора без твердой решимости.
Присутствие
Нам нужно подобрать слово, чтобы передать состояние, в котором «мы» присутствуем внутри «самих себя». Мы говорим об «отсутствии в уме» (рассеянности) и о «присутствии в уме», но не отмечаем той специфики ситуации, когда мы можем говорить обо «мне» без «Я». Если мы будем рассматривать «Я» как наш дом, то мы обязательно допускаем, что мы редко бываем дома. Мы ожидаем от самих себя и от других ответственного поведения, под которым подразумеваются акты воли, в то время как «Я» отсутствует там и не может выполнить такие акты.
Существует и другой способ рассмотрения этого: сказать, что мы спим или бодрствуем. Когда мы спим, мы не можем «решать» и, следовательно, мы не несем ответственности. Это стадия, которую Гурджиев назвал «человек-машина», действующая лишь по принуждению и побуждению, то есть в соответствии с автоматическими рефлексами и стимулами внешних явлений.
Как только понято различие между присутствием и отсутствием, становится очевидным, что мы редко бываем «дома». Это может возбудить в нас желание быть способными присутствовать. Я помню, что испытал это сам как очень реальный, но особый вид страха. «Если ко мне вдруг придет смерть в такой момент, — сказал я себе, — что останется помимо мертвого тела?» «Где же буду Я?» Позднее я открыл, какое чувство безопасности и свободы приходит от осознания присутствия и понимания того, что я не теряю контакта с самим собой даже когда я сплю.
Я не могу объяснить или описать, что такое «присутствие», но могу сказать, что это не есть исключительно ментальное состояние. Оно связано с моим телесным существованием здесь и теперь, и все же оно не зависит от него. Это нечто большее, чем осведомленность о том, что ты существуешь; это подобно тому, что ты осознаешь, что имеется субстанциальная связь между «я» и «Я». Я лично убежден, что этой связью является то, что подразумевается под «душой» Трудность в том, что мы не можем ничего делать с нашей душой, но мы можем очень много сделать в отношении присутствия. Некоторые из самых главных духовных упражнений предназначены для обновления и поддержания состояния присутствия.
Понимание
Нам нужно подобрать слово, намного более сильное, чем «знание», для выражения уверенности, которая приходит с опытом жизни и с размышлением и которая дает нам возможность принимать наши собственные решения и, если это необходимо, принимать решения и за других. Я буду использовать слово «понимание» в этом невероятно сильном и позитивном значении. То, что мы понимаем, есть целостная часть того, чем мы являемся: её нельзя изъять из нас, она пришла из опыта, форму которому придало знание. Понимание апробируется огнем жизни, и мы не можем сомневаться в нем. Оно обладает качеством выражения: если я коснусь рукой огня, я обожгусь. Понимание есть «глас воли»; оно помогает нам действовать с уверенностью, которая не может исходить из одного только знания. Возможно, новые факты будут противоречить тому, что я понимаю сегодня под налетным знанием, но они не разрушат моего понимания.
Знание есть содержание моего ума, но понимание есть форма моей воли. Мое понимание есть обладание моим «Я». Если что-нибудь, что я узнал в этой жизни, останется со мной, когда я умру, это будет мое понимание, но не мое знание.
Знание можно передавать от одного человека к другому — но не понимание. Например, основной элемент понимания можно выразить словами: никогда не отказывайся! Многие согласятся, что это правильно, но не многие понимают, что под этим подразумевается. В предшествующей главе я пытался передать, что я понимаю под «жертвой» и «помощью», но никто, кто не испытал этих действий на себе самом и не научился осуществлять их, не может понять их значение.
Когда встречаешься с новой идеей или побуждением к действию, это оказывается очень полезным упражнением для пристального изучения собственного понимания. Мы не можем побудить себя к тому, что мы не понимаем, так что наше понимание является пределом наших решающих актов воли.
Свобода
Это особенное и странное слово, поскольку мы не можем «знать», что такое свобода. Мы не можем объяснить или описать её. Мы не можем даже вспомнить, что это такое, когда свобода отсутствует. Следовательно, мы всегда находимся в состоянии сомнения в том, означает ли это слово вообще что-нибудь. И все же мы не можем отмахнуться от него, поскольку полное отсутствие свободы лишило бы смысла всё то, что значимо для нас.
Особенность свободы в том, что она принадлежит к миру, которого мы пытаемся достичь — но не к миру, в котором мы находимся. Мы постоянно видим свободу вверх ногами. Мы думаем о свободе как о высвобождении от напряженности, от правил и законов, которые нам не подходят. Истинная свобода — свобода по направлению к реальному миру, в котором «Я есмь» больше уже не странник, но обретает свое место, где всё, что Я ДЕЛАЮ соответствует тому, что Я ЕСМЬ. Здесь мы имеем преимущество перед философами, которым необходимо схватить идею умом, прежде чем принять её. Свобода само противоречива и не может быть схвачена умом. Это — свойство Воли, и оно имеет не более места в уме, чем в теле. Для ума свобода выглядит не-свободой, а не-свобода выглядит свободой. Только тот, кто вкусил реальность, может понять, что это значит.
Я уделил много времени рассмотрению слов, которые я считаю важными для коммуникации в пределах внутреннего мира, не столько для того, чтобы объяснить их, но, чтобы предложить способы, которыми мы можем изучать их сами для себя. О них невозможно говорить с пользой «с холодной кровью», то есть вне внутреннего опыта, к которому они относятся. Цель групповых обсуждений — не беседовать о словах, но делиться опытом. При таком взаимном разделении опыта значение слов нивелируется, и тогда люди начинает понимать друг друга. Между ними выплавляется связь, которая никогда не может быть разрушена.
