Владимир Малявин «О финансах и не только»
Ответы на вопросы в интервью для газеты «О финансах и не только»
Владимир Вячеславович Малявин: синолог, философ, писатель, переводчик. Опубликовал более 50 книг. Работал в МГУ и РАН, ряде университетов США, Франции, Японии, в 1997-2017 гг. – профессор и директор Института изучения России Тамканского университета (Тайвань). Почетный резидент Китайской Республики на Тайване. Лауреат Литературных премий Андрея Белого и Александра Пятигорского. В настоящее время профессор-исследователь ВШЭ, руководитель Центра изучения китайской культуры Института Дальнего Востока РАН.
-Каков в настоящее время статус России для Китая и Китая для России в плане экономики, международной политики? Какой статус отношений может быть в будущем, если проводить более эффективную политику?
— Есть очевидные и общеизвестные факты: сегодня Россия является для Китая поставщиком, главным образом, промышленных ресурсов, отчасти продовольствия, а Китай поставляет в Россию прежде всего промышленную продукцию. Но для наших стран это лишь малая часть потенциала внешнеторговых отношений. Пока сложно сказать, как будет осваиваться этот потенциал. Боюсь, в силу многих причин легких решений здесь не будет. В геополитическом отношении Россия очень важна для Китая как большой сосед и партнер в инфраструктурных проектах, но в сотрудничестве наших стран есть и определенные трудности. Слишком глубоки различия в политическом и экономическом строе, да и в менталитете двух гигантов Евразии. Китай теперь во всех отношениях самостоятелен. Иностранные инвестиции китайцам интересны в основном как способ получения передовых технологий, а в их собственной инвестиционной политике большое, даже преобладающее значение имеют стратегические соображения.
— Рабочая сила в Китае уже давно дорогая, дороже, чем в РФ. Но почему тогда по-прежнему Китай поставляет товары для всего мира?
— Цена рабочей силы не всегда является решающим фактором в современной экономике. Налаженные производство и логистика, надежность инвестиций и политическая стабильность не менее важны. Например, в последние годы многие тайваньские фирмы вернули производство на свой остров, чтобы сохранить технологическое преимущество над континентальным Китаем. А первостепенное значение стратегии в политике китайцев, в том числе экономической, заставляет их действовать с большой, даже немыслимой в России осторожностью, нередко жертвуя вроде бы очевидными выгодами.
— Китайская игра го – влияет ли она на мировосприятие китайцев и помогает ли им расширять свое влияние в мире? («Тихая» скупка активов по всему миру, в Африке, порты в европейских странах и т.д. и т.п.)
— Китайские шашки – одно из многих выражений общих принципов китайской стратегии, которые определяют, хотя далеко не всегда очевидным и понятным для европейцев образом, характер китайской политики. Суть этой стратегии хорошо выражена в завете Дэн Сяопина «держаться в тени»: искусный стратег в китайском понимании не должен выдавать себя, для чего стирает грань между истинным и ложным в своих действиях. В то же время он исподволь накапливает преимущество, чтобы в подходящий момент одержать победу как бы без усилия и даже не вступая в открытый конфликт. Отсюда особенности китайской экономической экспансии: стремиться к контролю прежде всего инфраструктуры и энергетики, которые «отсутствуют» в реальной экономике, прятаться за западными брендами и вообще не демонстрировать свое присутствие в экономике иностранных государств. На Западе, где традиционно исходят из идеи самотождественности вещей, предполагают, что Китай рано или поздно «сбросит маску» и начнет открыто утверждать свое господство. А что, если сущность позиции Китая и есть маска, улыбка сфинкса (пардон, дракона)? Ведь китайская мысль исходит из принципа «самоинаковости» вещей, согласно которому все есть нечто иное, всякая определенность обманчива. Очень удобный и эффективный тезис в нашу эпоху «постмодернистского капитализма», обращающего реальность в фантазм.
— Наши АЭС в Китае — это укрепление влияния на Китай?
— Отчасти да. Но, как показывает история, повлиять на Китай системным образом невозможно. Причины, на мой взгляд, кроются в глубинных основаниях китайской цивилизации, отличающейся особым, по-своему очень глубоким и систематическим единством. Ее исток – совершенно естественный опыт совместности или, если угодно, синергии, в свете которой вещи едины как раз в своем неисчерпаемом разнообразии. Такой взгляд на мир требует обостренной духовной чувствительности, безупречной точности действия, выверенности отношений между людьми. Эта чувствительность реализуется в моменте контакта, «встречи сердец», которая преображает ее участников. Китаец не ищет точки опоры, чтобы перевернуть мир. Он «оставляет» мир, чтобы дать свободу неизбежным переменам в нем. Отсюда внезапно обнаружившаяся в китайцах способность к инновациям – двигателю всеобщего преображения. Отсюда и акцент китайского руководства на том, что стратегия Китая всегда имеет целью общую выгоду вовлеченных в нее сторон. Это не просто пропаганда, но и подлинное credo Китая.
— Предлагаю вопрос: Но на практике получается так, что Китай получает наибольшую выгоду из своих международных проектов и теми или иными способами ставит своих партнеров в подчиненное положение.
— Как можно понять из сказанного выше, обретение обостренной чувствительности или, по-другому, «духовной просветленности» предполагает наличие иерархии духовных состояний. Не существует двух совершенно равных по уровню просветления людей, здесь есть только старшие и младшие, предшественники и последователи. Когда-то статус «старшего брата» в Китае имел СССР. Теперь, к примеру, столица Сербии, пользующейся особым расположением Китая, залеплена плакатами с изображением Си Цзиньпина и надписью по-китайски: «Спасибо, старший брат Си!». Но верно и то, что в свете указанного взгляда на человека, в котором на первое место ставится именно усилие нравственного совершенствования, конфликт между верхами и низами исключен, ведь вышестоящие здесь стали таковыми благодаря их нравственному превосходству, их большими по сравнению с обычными людьми решимостью и умением «оставить» свое индивидуальное эго, превзойти все частное и субъективное в себе. КПК воплощает этот моральный порядок жизни. Поэтому она вне критики, но предъявляет строгие нравственные требования к своим членам.
— Вопрос: Многих на Западе повергает в недоумение способность Китая совместить свободный рынок и авторитарный политический строй и при этом совершить беспрецедентный рывок в экономике.
— Для западных аналитиков это действительно неразрешимая проблема, ведь они не мыслят рыночную экономику вне либеральной политической модели. Сказанное мной отчасти объясняет, как это возможно. Поле взаимных соответствий, каковым является просветленное сознание, как раз устраняет все препятствия для человеческого общения, в том числе обмена товаров и услуг и движения капитала. А вот политическая система имеет своим основанием иерархию духовных состояний. Это означает, помимо прочего, что властвующий, воплощая в себе первозданную цельность бытия и фокус всех перемен, способен упреждать, предвосхищать все происходящее в мире или, как выразился древний китайский мудрец Лао-цзы, «развязывать все узелки прежде, чем они завяжутся». Власть в Китае всегда задана знанию и опыту и служит связующей нитью всех явлений. В современном Китае власть, как двигатель реформ, ориентирована на удержание равновесия различных тенденций и сил общественного развития – концепция чисто традиционная.
— Почему весь мир, даже западный, охотно называет Китай «Поднебесной»?) Ведь это означает, что они – центр мироздания. С таким же успехом можно было бы говорить, что «Москва – это третий Рим»…
— Ну, во-первых, это публицистически эффектный образ: Поднебесная… И, во вторых, образ очень глобалистский, хорошо определяющий мировую роль Китая в сегодняшних процессах. «Третий Рим» на такой размах претендовать не может. Китайские ученые выдвинули концепцию «новой Поднебесной», а по сути – нового глобального Китая. Громче всего в ней звучат мотивы всемирной гармонии и сотрудничества в поле просветленного сознания, о котором уже говорилось. Китайцы убеждены, что теория Поднебесной и есть действительный глобализм. На Западе, кстати сказать, ее считают единственной серьезной альтернативой американской модели глобализма.
— Китай не боится прибегать к большим заимствованиям (хотя и на внутреннем рынке) и реализовывать различные проекты у себя, в том числе инфраструктурные, некоторые из которых не окупятся (например, современное железнодорожное сообщение между неглавными провинциями). Это его минус, издержки общей политики роста?
— Из всех достижений современного Китая созданная там за полтора десятилетия общегосударственная сеть скоростных железных дорог производит на меня наибольшее впечатление. Строительство железнодорожных трасс сопровождается постройкой новых городов, пока еще в основном пустующих. Такие инфраструктурные проекты открывают совершенно новые горизонты перед страной, и их значение не ограничивается сиюминутными экономическими расчетами. Помимо прочего, они создают новые транспортные артерии, связывающие Китай с соседними регионами, и способствуют его глобальной экспансии. Важно отметить, что руководство Китая обладает и ресурсами, и политической волей для ускоренного и сбалансированного развития страны. Китай ставит перед собой очень масштабные задачи и с неизменным успехом решает их. В стране создана многоуровневая система планирования, в которой успешно сочетаются программы и отраслевого, и комплексно-регионального развития. Все это – убедительное свидетельство наличия в стране ответственной и компетентной власти и эффективности принятой в стране модели управления. Причину я вижу в указанных мной основаниях китайской стратегии. Они, повторю, очень глубоки, универсальны и жизненны, хотя разительно отличаются от принципов западного мировоззрения.
— Значит ли это, что «наследие Поднебесной» годится и для Запада, и для России?
— Для Запада, скорее всего, нет. Ведь Поднебесная стоит на принципе инаковости, это всегда «другой», особый мир. Как раз поэтому Китай не имеет и не ищет союзников. И внутри Китая власть непрозрачна для общества, всегда уже задана ему, как тональность в симфонии задает звучание всем ее музыкальным регистрам. А кто отрицает всеобщий камертон жизни, тот просто «фальшивит». Власть и общество сходятся в точке взаимного превращения вещей, где вещи превращаются в вечносущие типы. Именно из таких типов творится глобальный Китай, если видеть его прообраз в рассеянных ныне по миру «китайских кварталах», чайнатаунах. Чайнатауны – фабрики «превращенных» и ставших глобальными образов «китайщины» вроде псевдокитайской кухни, столь же псевдокитайских мебели и сувениров, фильмов на тему «кунгфу» и проч. Существует и массовое производство продукции европейских фирм и ремесел в китайском вкусе и для китайских потребителей. Одном словом, глобальный Китай – еще один образ «другого», мнимого Китая, и это делает его настоящим!
— В таком случае чем может ответить на «вызов Китая» Россия? Каковы ее перспективы сотрудничества с Поднебесной?
— У России своя судьба и, наверное, свое призвание. В русской цивилизации нет той внутренней, системной цельности, которая есть и у Запада, и у Китая. Разрывы и нестроения своего мировосприятия русский человек пытается преодолеть личным подвигом и жертвенностью. Лучшие душевные качества, выкованные таким уделом, – высочайшая искренность и жажда свободы, воплощенные, в частности, в гуманистическом пафосе русской литературы с ее утверждением абсолютной значимости каждой личности. Эти качества привлекательны для китайцев и могут стать основой для дружбы и сотрудничества с ними (ибо в Китае без дружбы невозможно и сотрудничество). Но для этого нужно четко понимать и то, что нас разделяет. Пока не будет проделана эта работа, прорывов в русско-китайских отношениях ожидать не стоит. И последнее, что нужно и важно понять: Россия, Китай, да и весь мир сегодня стоят перед сходными вызовами, предъявленными человечеству информационной цивилизацией. Люди должны ощутить, что этот вызов обращен ко всем, и вместе искать ответ на него. В этот поиск каждая цивилизация может внести свой вклад.
Спасибо за интервью.
