Отредактированный В.Малявиным текст интервью для журнала "Русский репортер", оставшийся неопубликованным
Владимир Малявин о китайском глобализме и русской душе.
Вместе им не сойтись, но… «бывают странные сближенья»
Культовый китаист, писатель, переводчик и просто мудрый человек Владимир Малявин – о том, что представляет собой современный Китай, какие тайные пружины приводят в движение «вторую экономику мира» и о том, что нам со всем этим делать.
Следование vs. подражание
Р.Р. — Наверное, у каждого, кто бывал в Китае, возникает ощущение, что нынешний Китай легко и просто имитирует все, что угодно – от западных брендов до собственной старины. Мне кажется, что они подражают даже глубже, чем мы думаем, что все современное устройство китайское – сильно имитационное.
В.М. — Охотно соглашусь с вами.
— Тогда вопрос вот в чем: они стремятся (ну, или делают вид, что стремятся) стать мировой державой, соперником США. И что они будут делать, когда этого достигнут? Это на самом деле их внутренний вектор или же это не является их внутренним вектором, а опять-таки подражание?
— Я бы ответил так: больше и лучше всего скрывает себя тот, кто по видимости уподобляется другим.
— Но они же сами верят в свою имитацию, то есть они настолько заимитировались, что стали этим жить.
— Дело в том, что практика по-китайски – это, по сути, наследование, а значит, в конечном счете – следование вечносущему. На поверхности это кажется неумным и монотонным: читая китайские журналы, вы удивитесь тому, как любят китайцы долбить одно и то же. Повтор не считаетсяу них чем-то дурным — наоборот. Если что-то истинно, почему нельзя написать об этом хоть сто раз? Но есть тут и более глубокий смысл. Подобие отмечает глубинную преемственность самой жизни, а китайцы без этого не могут мыслить ни мир, ни себя в мире. Для них всякое дело требует не творчества, не оригинальности, даже не познания, а именно наследования чему-то изначально заданному. В следовании соединяются изменение и постоянство, даже действие и покой. Следование – признак бодрствующего духа и поэтому, как это ни странно на первый взгляд, условие успеха, победы, причем китайцы верят, что настоящая победа должна остаться незамеченной. Она ведь выходит из «следования обстоятельствам». Вопрос в том, чему следовать. Мудрый следует изначальному «импульсу» жизни. И поэтому он управляет миром. Власть в китайском понимании принадлежит тому, кто обладает большей духовной чувствительностью, более тонким «чувством ситуации». Поэтому она неоспорима и моральна, какой считается власть КПК в современном Китае.
— Значит ли это, что они не стремятся победить США, потому что как только они победят США, им будет некому следовать?
— Они стремятся по-своему победить, так, чтобы США этого не заметили. По-китайски настоящая победа приходит без военных действий. Вы включаете противника в свою жизненную орбиту, заставляете его работать на ваш стратегический потенциал. Недаром китайские власти озабочены превыше всего таким расплывчатым понятием, как«совокупная сила государства». Потенциал по определению – вещь невидимая. В таком случае противоборство превращается именно в стратегическую игру. Мао Цзэдун говорил: «американский империализм – бумажный тигр». Здесь сказано больше, чем кажется на первый взгляд. Поиграть с Америкой в войну – это уже высший пилотаж китайской стратегии.
Китайский глобализм
— Вот и китайская глобальность остается скрытой. Глобализм, грубо говоря, можно свести к двум формам – американской и китайской. Американская форма, ультразападная, насаждает жесткую самотождественность идей и форм. Китайцы всему «следуют» и скрывают себя. Поэтому они создали такое явление, как чайнатаун. Что такое чайнатаун? Это аполитичное образование способное существовать внутри любого социума. Он производит знаки китайской идентичности, точнее, подобия китайского,всякую китайщину, поскольку там нет, строго говоря, ничего аутентично китайского. Эдакий культурный Диснейленд, где китайцы (или тот, кто уподобляется им) играют в свой «Китай». При этом чайнатаун непроницаем для окружающего общества и сам не желает сливаться с ним.
Попав в Америку или во Францию, они оказываются в среде, которая сильнее их – ну, по крайней мере, до недавнего времени так было. А как та же ситуация разыграется с Россией? Они воспринимают нас как проигравшего, как более слабого?
С Россией все иначе. Вы заметили, что в России нет чайнатаунов? Это, кажется, единственный в своем роде случай в мире.
Может быть, дело в исторической традиции?
Скорее, дело в том, что русская идентичность стоит на самоотрицании, так что у китайцев нет отправной точки для выстраивания своей стратегии. В нашей «буче боевой кипучей» китайцы могут угнездиться в виде псевдоклановой, квазимафиозной структуры. Но создать чайнатаун можно только по отношению к консолидированному социальному окружению, так же, как паразит может укрепиться в теле, только если оно здорово. А когда в теле сердце воюет с легкими, а селезенка с печенкой, куда паразиту деваться?
Странный сосед
— Русский – открытый человек. Он не может создать среду для китайца. Он его обнимет, этого китайца, и все. Иди сюда, китаец, будешь с нами водку пить, — скажет он ему. А своего, русского, прогонит – иди отсюда, я тебя не люблю. Русский человек очень искренен и фатально серьезен даже в игре – как в «русской рулетке». У нас тоска, а не игра. И торговать всерьез, ради самой же торговли мы не любим. Мафия тут же влезет и китайца разденет — где ему гнездиться, в каком чайнатауне?
— Ну, они гнездятся кое-где, вот знаю, что в Челябинской области овощи выращивают. Как крестьяне.
Наша задача в том, конечно, чтобы они работали на Россию, а не на Китай. Чтобы они работали на своих огородах и продавали продукцию у нас, в России, а не организовывались в банды и вывозили капитал обратно. Мы могли бы их переманить — китайца можно перевербовать, так сказать, на русскую сторону, он может ценить то, что есть в русских – удаль, широту души и так далее. Но поскольку у нас сейчас нет уверенности в себе, мы не можем этого сделать. Нет уверенности в себе – нет и консолидированности в политике.
Китайская политика вообще строится на двух полюсах – небесном и земном. Небесный полюс – это разговоры про стратегическое партнерство и дружбу, церемонность и пустословие дипломатическое. Земной полюс – стихия повседневности и точечные набеги на наши природные ресурсы, которые ни в какую статистику не попадают. У России против этого нет противоядия. А поскольку у нас нет стратегической инициативы, у нас не может быть и ровного отношения к китайцам. Мы или лезем обниматься с ними, или раздуваем всяческие фобии.
Облик Китая
— То есть получается, что у нас нет контакта и не будет, несмотря на соседство?
— Контакта у китайцев не будет никогда ни с кем. Вот в городе Чэнду на рынке антикварных предметов, на лестнице, я видел, висит такая прекрасная вывеска: “Be careful not to meet” – мол, «будь осторожен, не стукнись лбом о притолку». Вот что нужно китайцу. Никогда не вступать в прямые отношения с кем бы то ни было. По-русски тоже так же: вежливость означает «обходительное и предупредительное поведение». Я предупреждаю вас – я упреждаю вас. Вы и охнуть не успеете, а я уже обошел вас.
А почему они тогда везде «Институты Конфуция» организуют? Это же вроде как стремление к контакту?
В стратегии «мягкая сила» всегда востребована: это же идеальная дымовая завеса. У китайского правительства теперь масса денег, вот и тратят их на «улучшение имиджа Китая». Делается это довольно топорно, без подлинного понимания специфики разных стран. Но этого и не требуется. Все равно все видимое – для отвода глаз. Вот тут, пожалуй, русский и китаец сойдутся. Только первый борется с обманом, а второй пользуется им.
Стратегия или социализм?
Долгое время марксизм (в форме маоизма, по крайней мере) был в Китае господствующей идеологией. За десять лет правления Ху Цзиньтао китайцы провернули очень большой объем социальной политики – вкачивали много денег в образование, поднимали отсталые районы. Что это – стратегия, или коммунистическая идеология все-таки укоренилась в умах китайцев?
— Мне трудно сказать, потому что вы употребляете слова, которые имеют другой смысл в Китае. Что такое там марксистская идеология, я не знаю. Вот сказал товарищ Ху Цзиньтао – и очень правильно – «гармоническое общество социализма». Где эта гармония в жизни? Не очень-то видна. Да и не надо. Речь-то о стратегическом принципе. И в любом случае власть выполняет роль верховного регулятора в обществе. Она заботится о нужном соответствии и даже, я бы сказал, общей соответственности всех общественных сил. Компартия – это камертон, настраивающий народный слух. Гармония допускает бесконечное разнообразие звуков. В Китае издается масса книг на самые разные темы, огромный поток переводов с иностранных языков. Должен же китаец иметь какой-то «прикид». Без этого он не может жить. Но русские разговоры про «правду» и тем более про пользу мучений ему непонятны.
Народ и власть
А общественное мнение там существует?
Там существует, скорее, народное мнение. И оно очень важно. Однажды к моему учителю тайцзицюань на Тайване приехали русские. И спрашивают его: вот, подлецы торжествуют – и где моральное воздаяние? Только загробное. А учитель утверждает: нет, они уже при жизни получают свое. Русские не соглашаются, и тогда учитель выложил последний аргумент: а их люди осуждают! Тайванец до сих пор так считает, да и китаец тоже: дурная репутация – это реальное наказание. Власть вполне способна сделать это наказание еще более реальным. Коррумпированных чиновников карают безжалостно.
То есть для компартии важно, что думает народ, в отличие от России, где власти неважно вообще, что мы думаем.
Потому что это принцип построения политики в китайской цивилизации: небесный полюс политической оси сопряжен с земным помимо общественных институтов. В этом свете и надо оценивать последние инициативы китайского правительства по развитию самоуправления на местах.
Не кажется вам некоторым противоречием то, что, как вы говорите, китайская цивилизация человекоцентрична, при этом у западного человека есть ощущение, что человек-то в Китае — меньше пылинки?
Человек ничтожен перед бездной мироздания, но велик в своей причастности к мировой гармонии, вселенскому танцу вещей. Именно поэтому он – моральное существо, которое способно созидать отношения со-ответственности с другими. Если он этого не делает – а человек, который отвергает моральный порядок, представляемый властью, именно таков, – значит, он потерял человеческий образ в себе и заслуживает самого сурового наказания.
Но власть представлена отдельными лицами, а лица могут и не быть образцами морали.
Власть – это прежде всего система, и она резко отделена от конкретных лиц, ее представляющих. Власть не может быть само-державной, она предполагает порядок распределения чинов, полномочий и так далее. Она рассеяна в общественном пространстве. Как говорили в древнем Китае, дракон грозен, когда парит в облаках, но стоит облакам рассеяться, и он оказывается просто червяком.
Интересно. Владимир Скосырев
Интересно. Владимир Скосырев
Интересно. Владимир Скосырев