Главная страница » Публикации » Почему Лао-цзы важен для нас
|

Почему Лао-цзы важен для нас

Что нужно знать о современной политике, или
Почему Лао-цзы важен для нас
Фрагменты интервью Брайна Массуми с комментарием

Вопрос: «Может ли аффект дать свободу?
Массуми: «Аффекты – интенсивности жизни, и они создают то, что я называю «добавочной стоимостью жизни», – активно проживаемое качественное отличие, выражающее повышенные способности, избыток потенциала в сравнении с данностью существования. В ней нет ничего по существу освободительного. Делёза и Гваттари преследовала проблема того, что они называли «микрофашизмом». Речь о том, что структуры угнетения могут давить на людей только потому, что вырастают снизу. Они – плод кристаллизации тенденций, которые были усилены и включены в самопорождающиеся структуры. Власть создается структурированием аффективных тенденций и коренится в «простой активности» (bare activity), т.е. активированном теле мысли-чувства в его радикальной открытости событиям. Структурации высшего уровня становятся «аппаратом захвата» аффектов, они паразитируют на них, соответствуя в этом смысле реактивным силам рессентимента по Ницше… Важный пункт в разговоре о «микрофашизме» состоит в том, что не существует состояния свободы, к которому можно вернуться. Семена угнетения с самого начала посеяны в динамике аффектов, и последним суждено порождать гнет. В 30-е годы «массы» не заманили с помощью идеологии в фашистский строй. Они сами желали его…
Если структуры власти определяются тем, что ускользает от них, то сопротивление – такая же составная часть коллективности, как и тенденция к угнетению. И хотя нет состояния свободы, к которой можно вернуться, всегда есть степень свободы, которая содержит потенции для других явлений. Всегда есть пространство маневра. Тело может порождать сопротивление структурам подавления, направляя его в русло коллективного уклонения. Это может произойти только изнутри ситуации.
В своей деятельной непосредственности сопротивление имеет природу жеста. Его нельзя передать или просчитать. Оно имеет только силу примера и не может навязать себя. Это созвучно микросоциологии «имитации» у Габриэля Тарда. Но это также привносит элемент эстетизации, который присущ действию сопротивления.
Есть только одно априорное соучастие: совместное погружение в простую деятельность. А сопротивление – это имманентная критика, которая едина с осуществлением. В этом сопротивлении нет авангарда. Сопротивление само организует себя. Даже когда мы говорим, что «нужно» быть свободным, мы сеем семена угнетения. Свободу, как и гнет, желают или она ничто. Сопротивление – это техника отношений, которая имеет целью модуляцию общественного поля.
Я называю процесс увеличения сил существования онтосилой (ontopower). Капитализм стал такой онтосилой. Задача сопротивления в современном мире заключается в том, как бороться с онтосилой. Это сражение, которое ведется на собственной территории сопротивления: онтосила против онтосилы. И ведется оно средствами имманентной критики, которой нет альтернативы. Ибо капитализм стал глобальным. В этих условиях капитализм уже не стремится выглядеть «рациональным». Он удовлетворяется предъявлением аффективного «факта» своей неизбежности.
Из книги «Politics of Affect”, 2015

Комментарий. Наблюдения американского философа Б. Массуми, разрабатывающего «принцип аффекта» в социальных науках, обнаруживают созвучие – явно непреднамеренное и оттого тем более поразительное – основным постулатам даосской мысли. Налицо отказ от интеллектуальных схем противостояния субъекта и объекта, стремление обосновать человеческую свободу непосредственно в имманентности общественной практики. Такой же подход к практике принят в даосской традиции, ставящей во главу угла «таковость» (цзы жань) существования, столь же вездесущую, сколь и несравненную, всегда единичную, превосходящую логику тождества и допускающую только «подобие». Налицо отказ от метафизического противостояния свободы и угнетения и попытка мыслить свободу в категориях «степени» и желанности, предполагающих пространство «маневра» и «модуляции». Наконец, освободительное движение наделяется врожденной эстетической ценностью вне умозрительно-рациональных оправданий.
Массуми настойчиво подводит к точке бифуркации «простой», еще лишенной моральной маркировки деятельности, где последняя распадается на освободительное движение «избегания» и окостеневшие «структуры власти», по сути вторичные, питающиеся «избытком потенциальности» аффекта. Не уводит ли он мысль в тупик, коль скоро эта точка заведомо есть дифференциал опыта, бесконечное саморазличение, каковое есть природа времени? Или этот видимый тупик есть на самом деле скрытый ход в мир по ту сторону переживаемого и мыслимого? Вот тайна тайн человеческой социальности. Что хранит она? Вечное противостояние верхов и низов, правящего и управляемого или все-таки в ее глубине сокрыто согласие того и другого? Об этом пока можно говорить только условно и приблизительно. Но в любом случае об этом может многое сказать философия Дао, более всего интересовавшаяся природой духовного просветления и «чувством момента» (ши цзи, 时几 时中). Все же и в даосизме тайна просветленного духа есть «оставление», «сокрытие» себя, которое, по сути, всецело эстетично поскольку без остатка изливается, преломляется в свою инаковость, являет собой чистую выразительность, превосходящую всякое выражение. Эта тайна «соответствия переменам» (应变), восходящая до «перемен во всеобщей сообщительности» (变通). Отмечу, что Массуми упускает из виду фактор покоя, который является подлинным условием действенности действия.
Рассуждения Массуми помогают понять подоплеку китайской максимы, гласящей: «чудесное действие – в одном повороте» (妙在一转). Эта формула как будто снимает апорию дифференциальной идентичности, данную в актуальности «здесь и сейчас». Она описывает природу живой телесности, которая, согласно китайской традиции, есть «животворение живого». Жест оставления, отстранения, ухода высвобождает мощь родовой полноты бытия, и он есть способ существования живого тела, подлинное «искусство Дао». Однако здесь возникают два вопроса:
1. Насколько «оставление себя» дает возможность свободы, учитывая, что
рассеивание, сокрытие, переход в инобытие есть способ действия силы в электронных СМИ, которые являются самым мощным орудием господства в современном мире?
2. Если жест оставления дает превосходство в силе и восстанавливает иерархию,
то как не допустить восстановления отношений господства и подчинения?
Ответ, вероятно, скрыт в самом понятии подобия живых существ, предполагающего их субстантивное равенство, хотя и скрытое в акцидентном, случайном неравенстве (что и требует поиска соответствий). Полезно также рассмотреть, как отношения учителя и ученика превращаются в отношения друзей, что хорошо известно на Востоке и провозглашено даже в христианстве. Учитель и даже друг – вестники освобождающей власти.
«Один поворот» и, в сущности, каждое мгновение жизни содержит абсолютный экзистенциальный выбор между свободой и угнетением. (Мотив, особенно ярко выраженный в чань-буддийской литературе, но восходящий опять-таки к древнему даосизму.) И здесь, как говорится, возможны варианты…

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие записи