«Истинный канон из двадцати слов». Часть третья.
Перевод и комментарии Владимира Малявина.
9. Стойкость 忍
Когда древние мудрецы создавали слова, они составили слово «стойкость» из знаков нож и сердце. Это значит, что, когда человек укрепляется в своей воле, его сердце словно нож пронзает, а он должен вытерпеть эту боль. Современные люди не ведают ценности стойкости. Отсутствие стойкости значит вот что: если оно маленькое, то мы можем возроптать на час, а если оно большое, то будем иметь неприятности всю жизнь и даже можем довести до разорения всю семью, отравить жизнь и родителям, и жене с детьми. Нет вещи более вредной в нашей жизни!
Конфуций говорил: «Если не быть стойким в детские годы, погубишь все жизненные планы». В буддизме среди всех видов благочестивого поведения стойкость стоит на первом месте. Лао-цзы учил хранить стойкость в тех делах, где трудно ее сохранять. Мудрецы всех трех учений считали стойкость неизменным законом совершенствования себя, так что слово «стойкость» люди никогда не должны забывать. Шао Юн[1] сказал: «Благородный муж способен вытерпеть то, чего другие не могут». В семье Чжао Гунъи[2] на протяжении девяти поколений все родичи жили вместе, и когда император Гао-цзун спросил о причинах этого, Гунъи в ответ сто с лишним раз написал иероглиф «стойкость».
Во все времена мудрые и достойные мужи учили, что стойкость полезна людям, и пренебрегать ею нельзя. В старину некий человек благодарил Будду за то, что тот ниспослал ему счастье. Некто спросил его: «Откуда это видно?». Тот человек ответил: «Меня бьют, а я не кричу, меня бранят, а я не гневаюсь – разве это не великое счастье?».
В наше время люди уже не знают, что стойкость и есть счастье. Они стыдятся, когда сталкиваются с унижением, а люди вокруг насмехаются над ними, считая их благочестивое поведение только слабостью. Вот откуда происходит соперничество. Но надобно знать, что позор или честь зависят от самого человека, унижение или уважение зависят от нас самих. Радоваться, когда слышишь лесть о себе, значит зависеть от похвал. Гневаться, когда слышишь поношения, значит зависеть от унижения. Но если сердце не зависит от внешнего, то и слух не может нас ранить, а слышимое будет подобно дуновению ветра. Когда человек подвергается избиению или оскорблению, он должен думать про себя, что это для меня счастье. Тогда ярость в нем рассеется.
Наша терпимость – совершенно естественное отношение к миру. Мы без напряжения сообщаемся с миром, словно нас овевает приятный весенний ветерок. Это естественное состояние можно развить до ощущения большой радости, и тогда мы сможем вместить в себя решительно все, что случается в мире.
Сказанное выше касается того, как наше сердце осознает себя в мире и относится к нему. Однако же сердце Будды относится к миру иначе. Прежде брат Будды расчленил его тело. В то время Будда не имел ни образа человека, ни образа себя, ни образа людей, не имел злобы и неприязни в сердце. В таком состоянии мы способны вынести любое оскорбление и любой урон. Мы еще осознаем различие между собой и другими и, следовательно, сознаем различие между славой и позором. Будда же не имеет сознания своего «я» или присутствия других людей и поэтому не знает, что такое терпение. Если бы мы смогли достичь такого состояния, то разве мы не стали бы Буддами нашего времени? Мы можем не страшиться трудностей, которые пугают простых людей и, следовательно, быть стойкими до конца.
Кто воспитал в себе стойкость, тот мягок. Лао-цзы говорил: «Мягкое одолеет твердое». Так можно понять, как устроен этот мир. Успех в нем приносит упорство, а неудачи проистекают из отсутствия упорства.
С тех пор, как мирские нравы пришли в упадок, люди уповают на заносчивость и насилие и не верят в силу стойкости, уступчивости и согласия. Если жить по этому закону, то из-за каждого слова будет вспыхивать вражда между соседями, и даже родители, братья, жены и дети будут ссориться по каждому пустяку. Что же тут остается от человеческого сердца? А потому всем людям надобно помнить: когда люди не только пренебрегают примерами Будд древности, забывших и о себе, и о других, но и не стараются воспитать в себе стойкость, это крайне прискорбно.
Комментарий. Словом стойкость здесь до некоторой степени условно переводится китайский термин жэнь, означающий терпение, терпеливость, выносливость, даже смирение. Этот термин не входит в число главных официальных добродетелей, но занимает очень важное место в обыденной, бытовой системе нравственных ценностей и даже почитается китайцами как одна из важнейших и лучших черт их национального характера. В нем действительно сошлись многие характерные особенности традиционной китайской морали: акцент на бескорыстии и сообщительности с другими, умение довольствоваться наличным, неистощимое терпение и железная выдержка. Наш моралист апеллирует, несомненно, к этому популярному, бытовому измерению морального сознания, примешивая к нему и собственно религиозную ценность жертвенного сострадания в буддизме.
10. Всеобщность 公
Всеобщность означает отсутствие различия между личным и общим. Когда человек отрешился от своего «я», он верен всеобщности и не имеет в себе ничего частного. Когда же в человеке есть только свое «я», в нем есть только свое частное и никакой всеобщности. Итак, всеобщее и частное друг другу противостоят, другие и «я» друг другу противостоят. Низкий человек думает только о своих личных интересах, он знает только себя и не знает других людей. Мудрец во всем руководствуется интересами всего мира, он знает, что есть другие люди и не замечает своего «я». Итак, понятие личного происходит от слишком большого внимания к себе, а всеобщность есть там, где нет ни своего, ни чужого, где нет дистанции между мной и другими. В книге господина Люя[3] сказано: «Где нет разрыва, там царит человечность. Где есть разрыв, там царит насилие». Когда нет разрыва, мы – одно тело со всем сущим. Как же здесь может не быть человечности? Когда же разрыв есть, существую только я. Как же можно обойтись без насилия? Вот так понятия всеобщего и частного определяют различие между человечностью и насилием.
Я думал об этом и пришел к выводу: частное проистекает из любви, но самый большой вред любви наносит именно частная корысть. Все люди любят себя и, любя себя, они заботятся об одежде, пище, жилище и о том, чтобы уберечь себя. Однако же заботе о себе нет конца, и из нее в конце концов исходят всяческие неприятности и беды. Все люди любят своих детей и внуков и, любя детей и внуков, дарят им жемчуг и яшму, золото и серебро. Эта забота о своем кровном не знает пресыщения, и от нее случаются всякие происшествия. Цинь Шихуан построил Великую стену для обороны от варваров, чтобы обеспечить блестящее будущее своим потомкам. Его забота о детях и внуках была и обильна, и тщательна, но Небо не стало считаться с его частным желанием, и род его уже в следующем поколении пресекся. Лао-цзы говорил: «Мудрый ставит себя позади других, а оказывается впереди всех. Он не думает о себе, а живет дольше других». Так происходит не потому, что он полностью отрекся от частного. Он может достичь личного успеха именно потому, что не думает о себе.
Итак, превозмочь все частное – значит быть преданным общему. Как же в таком случае исполнить свое частное? Во все времена мудрецы считали всеобщим великий Путь и не заботились о частных интересах себя или своих семей. Так они могли заложить прочную основу для своей добродетели, и их потомки усердно приносили им жертвы в родовом храме. Это ли не значит удовлетворить свое частное? Положим, у меня есть деньги, и я приобретаю на них вещи, которыми люди будут пользоваться сообща и которые тем самым будут служить общей пользе. В таком случае мое богатство никогда не иссякнет, а будущие поколения будут называть меня человеком всеобщей добродетели. Если же пустить свои средства на частные нужды, то хотя кое-что из них перейдет к моим потомкам, все равно мои богатства быстро иссякнут. Поэтому частные интересы в конце концов невозможно отделить от всеобщности небесной истины, а тот, кто заботится о всеобщем, в конце концов служит и своим личным интересам. Древние говорили: «Небо беспристрастно все укрывает, Земля беспристрастно все поддерживает, солнце и луна беспристрастно все освещают, иней и роса беспристрастно выпадают на все вещи». Здесь говорится о том, что Небо и Земля велики как раз тем, что предстают воплощением всеобщности. Небо предано всеобщности, поэтому рождает все вещи в мире, а само не рождается. Земля предана всеобщности, поэтому вскармливает все вещи в мире, но не вскармливает себя. И хотя Небо и Земля не рождают и не вскармливают себя, но после того, как вещи свершат свой жизненный путь, их изначальная энергия возвращается Небу и Земле. А если бы Небо и Земля преследовали только свои частные интересы и не составляли одно тело со всем сущим, они были бы просто еще одной вещью и не смогли бы быть Небом и Землей.
Мудрецы в добродетели соединяются с Небом и Землей, следуют великой всеобщности и не имеют ничего своего, для них весь мир – одна семья, все Срединное государство – один человек. Для них мрак и свет, другие и я составляют одно и не отделены друг от друга. Если между мраком и светом нет разрыва, то духи и люди не отделены друг от друга. Если нет разрыва между другими и мной, то другие и я не отделены друг от друга, и в таком случае все люди в мире – мои единоутробные братья. Господин Люй говорил: «Те, кто в древности завладевали Поднебесным миром, были преданы множеству. Они все обретали благодаря всеобщности и все теряли из-за ограниченности частного. Вот почему в «Книге Преданий»[4] сказано: «Нет предвзятости, нет разделенности, и путь царя торжествует». Когда Чжоу-гуна спросили, как управлять уделом Лу, он ответил: «Пользуй, но не пользуйся». Это означает, что путь управления в Лу заключался в том, чтобы приносить пользу народу, но не извлекать пользы для себя.
Великий Путь все порождает, но ничего не считает своим сыном, все приводит к завершению, но ничем не обладает. Все вещи находят в том пользу, но не ведают, откуда исходит она. Вот почему всеобщность Неба и Земли неизбывна и не имеет изъяна. Нынче же люди не понимают смысла всеобщности, думают только о собственных богатстве, знатности, заслугах и славе, погрязают в наслаждении звуками, образами и дорогими вещами, строят козни и хитроумные планы, без колебаний вредят другим людям, думают только о собственной выгоде. Но такое поведение лишь навлечет на них всеобщее презрение, и род их неизбежно пресечется. Разве можно легкомысленно относиться к вредным последствиям слепой приверженности своим частным интересам?
Комментарий. Всеобщность – еще одно отсутствующее в перечнях главных добродетелей, но чрезвычайно важное понятие в системе нравственных ценностей Китая. Мы имеем дело, в сущности, с одним из названий внутренней центрированности просветленного сознания, которая равнозначна высшей беспристрастности, целомудрию и открытости миру. Поэтому добродетель всеобщности, как можно видеть из нашего текста, обладает, по китайским представлениям, способностью неотразимого, безусловного нравственного воздействия на общество. Так происходит потому, что сообщительность людей, согласно китайской традиции, восходит к «семенам» вещей, предваряющим мир форм и индивидуальную рефлексию, оппозицию субъекта и объекта, духовного и вещественного. Это мир предельного опрощения и безукоризненной искренности, мир некой первозданной алхимии бытия, где все может быть всем и присутствует во всем, но никто ничем не владеет. В этом качестве всеобщность питала и обосновывала собственно социальное начало в человеке. Древний афоризм «Поднебесная принадлежит всем» был подхвачен в ХХ в. китайскими демократами.
11. Великодушие 博
Великодушие означает широту и величие души, а именно: всеобъятное сострадание. Мудрец претворяет великодушие по образцу Неба, все укрывающего, и Земли, все поддерживающей, и его великодушию нет ни конца, ни края. Иисус воздвиг свое учение на всеобъемлющей любви, и ее смысл совпадает с принципом человечности и родительской любви наших мудрецов. Учение Иисуса распространилось на весь мир, и оно проповедует прежде всего, что любовь к себе и любовь к другим не отличаются друг от друга. Иисус спас мир, и в основе его учения, распространившегося на все уголки мира, лежит идея спасения от страданий. Он учил людей быть отзывчивыми и строго судить свои слова. Это учение не выходит за рамки заветов наших мудрецов, принципов Трех устоев и Пяти постоянств. А потому мужи, принявшие его учение, пользуются тем, что даровано Небом и усердно воспитывают людей. Вот причина великого процветания учения Христа.
В наше время люди стараются утаить то ценное, чем они владеют, опасаясь, что их учение слишком широко распространится в мире, и это пойдет им во вред. Часто бывает так, что учитель утаивает от своего ученика один главный секрет, опасаясь, что ученик превзойдет его. Есть мужи, усердно претворяющие Путь, которые не хотят обучать других, говоря, что Небесный секрет нельзя раскрывать посторонним, а Небесный путь нельзя вручать миру. Они не знают, что в небесном пути нет ничего частного, и люди полагаются на него в своем духовном совершенствовании, как травы и деревья, звери и птицы полагаются на него в своем жизненном росте. Увы! Рассуждающие так не понимают смысла великодушия. Со времен древних мудрецов жизнь тела пребывала во внутренней части заповеди из двадцати слов, а дух странствовал во внешней части заповеди из двадцати слов. Внутренняя часть заповеди – это верность, сыновняя почтительность, человечность, справедливость и стойкость. Все они возвещают о едином благе, которое дарит славу в мире. Внешняя часть заповеди из двадцати слов сводит воедино верность, сыновнюю почтительность, доверие, стойкость и красоту, а также всемерно расширяет их, побуждая идти от себя ко всей тьме вещей и от одного часа к тысячам веков. Эти понятия должны охватить все, и их смысл должен быть раскрыт до мельчайших тонкостей. Они ведут к высшему пониманию и прочно укоренены в срединном и повседневном. Шао Юн говорил: «Средоточие круговорота превосходит все и совершенно самодостаточно». Чэн-цзы[5] принадлежат слова: «Когда даешь ему волю, оно охватывает все шесть полюсов мироздания». Таков подлинный смысл великодушия. Еще хорошо сказал о смысле великодушия Мэн-цзы: «Основа Поднебесного мира – государство, основа государства – семья, основа семьи – в отдельном человеке». Устроение мира нужно начинать с себя, ибо я сам – начало всех дел. Начав с себя, человек может перейти к семье, а потом к государству и всему миру. Так от человеческого можно придти к небесному. И чем больше мы будем чувствовать воздействий, тем больше мы будем откликаться миру. Так мы можем познать природу вещей. Когда человек достигнет небесного в себе, об убийствах не будет слышно, исчезнут эпидемические болезни, прекратится разбой, не будет ни наводнений, ни засух, и юдоль мрака превратиться в царство света. Это ли не прекрасно?
Древние были велики именно тем, что делали свое дело – и не более того. Великодушие же прикладывается к каждому конкретному делу. Кто может творить добро, не может не пестовать великодушие. Заботиться о справедливости – это великодушие в справедливости. Человечностью привечать все сущее – это великодушие человечности. Сердечное согласие всех стран – это великодушие в сотрудничестве. Отношение к миру как к всеобщему достоянию – это великодушие в публичности. Уважение к старости – это великодушие в сыновней почтительности. Радушное отношение к молодым – это великодушие в родительской любви. Соединяться добродетелью с Небом и Землей – это великодушие в добродетели. Перенимать свет солнца и луны – это великодушие в просветленности. Хранить благочестие в отношении к духам и не сомневаться в достоинствах древних мудрецов – это великодушие верности и доверия.
В последнее время все соперничают за материальные блага, ценят только науку и утверждают, что вера в духов не имеет разумного основания. Но эти люди не понимают, что наука тоже произошла из изучения мира, и ее принципы совпадают с учением о Инь и Ян, Пяти стихиях и превращениях мировой энергии. То же касается религиозных учений. Между наукой и религией нет различия и, не посвятив много времени их изучению, невозможно понять их. Я надеюсь, что какой-нибудь решительный муж соединит науку и религию и докажет общность их основания. Тогда мы поймем, что Небо и человек – одна энергия, Инь и Ян – один принцип, и не будем смущаться великодушием конфуцианского учения.
Комментарий. Добродетель великодушия (бо) – едва ли не единственная из представленных в Двадцатисловии моральных норм, которая не входили в традиционные списки нравственных ценностей китайцев. Отчасти ее присутствие в ряду в моральном катехизисе Тяньдэ шэнцзяо объясняется влиянием христианства, главная нравственная ценность которого – любовь (на Западе часто понимаемая как милосердие) обозначается в китайском языке словосочетанием «всеобщая любовь» (бо ай). Недаром уже в начале изложения образцом великодушия объявляется Иисус Христос. Сами же китайцы никогда не прославляли любовь, поскольку любовное чувство в их понимании всегда направлено на конкретный объект и в этом смысле ограничивает, сдерживает моральное развитие личности. Даже писатели, видевшие в любви, как известный беллетрист 17 в. Фэн Мэнлун, высшее откровение природы, предпочитали называть ее просто «чувством» и потом с вполне здесь уместной, но на европейский взгляд невозможной и ненужной широтой взгляда смешивать ее моральные и природные стороны[6]. Добродетель великодушия для китайского автора во многом является следствием «всеобщности» и даже, можно сказать, высшим проявлением китайского духа согласительности и гармонии. Ее действительное оправдание представлено в заключительном тезисе этого раздела: «Человек и небо – одна энергия». По своим истокам и направленности китайское великодушие во многом сходно с тем, что в Европе называют щедростью (generosity).
12. Сыновняя почтительность 孝
В древности был составлен «Канон сыновней почтительности», и в нем говорится об основах человеческих взаимоотношений. Если их соблюдать изо дня в день, то и небесная истина нашей жизни не будет утеряна ни на один день. Итак, эти основы отношений заложены в истине Неба и Земли и осуществляются энергией Неба и Земли. Основ этих насчитывается пять, и на первом месте среди них стоят отношения между отцом и сыном. Вот почему древние считали сыновнюю почтительность главой всех добрых поступков. Нынче люди не понимают правды сыновней почтительности, а виной тому непонимание родительской милости. Даже зная о сыновней почтительности, люди не знают ее конкретного смысла и поэтому, даже имея доброе сердце, наполненное сыновней почтительностью, они больше думают о богатстве, о женах и детях. Вот так почтительность в наших сердцах затемняется корыстными желаниями и не может проявить себя.
Теперь я кратко скажу, в чем состоит милость отца-матери. Подумайте: до того, как мы появились на свет, кто жил на свете, а после нашего рождения кто растил нас, кто нас кормил, спасая от голодной смерти? Кто снабжал нас одеждой в холода, кто стирал наше белье, кто лечил от болезней, кто учил нас правильно вести себя и говорить? Хорошенько поразмыслив над этими вопросами, можно понять, что такое милость отца-матери. И мы сами – плоть от плоти наших родителей. Пока мать вынашивает нас в чреве и три года кормит грудью, ей приходится вынести множество тягот и неудобств и часто жертвовать собой ради ребенка. Она сама не поест, а сначала накормит свое дитя. Сама не поспит, а сначала уложит его спать. И она неотступно ухаживает за ним, если он заболеет, подает лекарство, зовет доктора, молится богам и гадает о судьбе, жалея лишь о том, что не может принять на себя его несчастья. Мы ни на день не должны забывать о том, как родители пестовали нас, ухаживали за нами, учили нас, надеялись на нас. Когда же подрастаем, они стараются дать нам хорошее образование, не жалея на нас денег, порой даже продавая ради этого землю и дом.
<Поистине, родители всю жизнь носят в своем сердце горячую любовь к своим детям. И поэтому, когда мы становимся взрослыми, а родители становятся стариками, мы не можем не быть благодарными за их милость к нам. В народе говорят: «Расти детей, чтобы защититься от старости. Запасай зерно, чтобы защититься от голода». Родители идут на такие жертвы ради детей, надеясь, что дети в старости станут для них опорой. Однако в мире не ценят и не помнят родительских милостей, считают их чем-то само собой разумеющимся. Даже звери и птицы имеют благодарность к своим родителям, люди же забывают милости отца и матери. Они бывают хуже зверей!/p>
Вообще-то каждый человек чувствует любовь и привязанность к отцу-матери. Но когда он берет себе жену и замыкается с ней в брачных покоях, между ним и родителями возникает некоторая отчужденность. Когда же у него появляются дети, он уделяет им почти все свое внимание и свою любовь, и его отчужденность от родителей становится еще больше. Хорошо, если ему попадется умная и почтительная жена – это счастье для дома. Если же жена не умна, а дети не почтительны, они будут настраивать мужа и отца против его родителей, и он постепенно совсем отдаляется от них и все сильнее прилепляется к жене и детям. Печали его только о жене и детях, нужды родителей его не волнуют. Во всех неурядицах он угождает жене и во всем обвиняет родителей. В народе говорят: «У реки есть исток, у дерева есть корень». Если вдуматься, то таким источником и корнем нашей жизни являются наши родители.
У того, кто наследует отцу-матери, характер сам собой становится покладистый и спокойный, и в этом чувство сыновней почтительности находит опору. Но почтительность сына не заключается только в том, чтобы не навлекать на себя гнев родителей. Когда родители бранят или бьют детей, они хотят, чтобы те выросли хорошими людьми, и в поступке их нет дурного умысла. Поэтому дети должны принимать это с радостью и не держать на сердце зла. Отец и мать в любом случае должны быть на первом месте, а жена и дети – на втором.
Если говорить о сыновней почтительности в высоком смысле, то она заключается в том, чтобы быть человечным в отношениях со всеми людьми и любить всех. Такое обыкновенным людям явно не по силам. А малая сыновняя почтительность – это забота об отце и матери. Поступать так сравнительно нетрудно. Что значит заботиться о родителях? Можно указать четыре основных способа:
- Обеспечивать едой и питьем первым делом своих родителей.
- Заботиться о том, чтобы у родителей всегда была хорошая одежда.
- Сделать так, чтобы родители имели хорошее жилище и не знали хлопот.
- Предоставлять родителям необходимую медицинскую помощь.
Еще во времена Мэн-цзы в народе говорили, что существуют пять отступлений от сыновней почтительности, которые лишают отца и мать покоя:
Иметь телесные увечья – вот первое отступление.
Предаваться азартным играм и пьянству – вот второе отступление.
Любить деньги и угождать жене и детям – вот третье отступление.
Потакать своим личным желаниям – вот четвертое отступление.
Быть отчаянным и любить драться – вот пятое отступление.
Но есть еще неустройства, которые не дают родителям жить спокойно. Когда нет согласия с женой и детьми, в сердце родителей нет покоя. Когда между братьями нет любви, в сердце родителей нет покоя. Но и нарушать заповедь из двадцати слов, лишая родителей покоя, – это тоже нельзя назвать сыновней почтительностью.
В последнее время можно услышать такое мнение: если отец любит сына, то нужно быть почтительным, а если не любит, то быть почтительным не обязательно. Это ошибочное мнение. Какая бы ни была мать, – настоящая, приемная или кормилица – она все равно мать. Если родители любят детей неодинаково, то дети все равно должны относиться к ним с одинаковым почтением. В старину с ученым по имени Минь Цзытэн был такой случай: его мать умерла, и отец взял новую жену, которая родила двух сыновей. Цзытэна она одевала в рубище, а собственных детей в халаты, подбитые ватой. Узнав про это, отец хотел прогнать мачеху Цзытэна, но тот сказал: «Если мачеха останется в доме, страдать будет только один сын, а если ее не будет, то осиротеют трое детей». Отец Цзытэна послушался его.
В мире говорят: один почтительный сын может растрогать Небо, Землю и всех духов. По моему разумению, это очень правильные слова. Почему? Небо и Земля как раз и есть наши отец-мать, а духи – это проявления сил Неба и Земли. Господин превращений не может не откликаться на сыновнюю почтительность. И хотя люди часто отправляются в далекие края в поисках Будды, надобно знать, что Будда находится как раз в собственном доме. Если люди могут быть безупречно верны сыновней почтительности и всегда помнить о ней, то Будда проявится в их собственном сердце, и не только Будда проявится в сердце, но и Небо, Земля и все божества проявятся в нем. Об этом нужно много думать.
Комментарий. «Сыновняя почтительность» считалась в конфуцианской традиции «началом всех поступков». В этом нетрудно убедиться из помещенного выше текста: самые разные добродетели и пороки повседневной жизни трактуются в нем как исполнение или нарушение заповеди сыновней почтительности. Не удивительно, что с чтения «Канона сыновней почтительности» в старом Китае начиналось воспитание детей. Основой этой моральной заповеди было бескорыстное, даже самозабвенное служение детей родителям, поскольку считалось, что дети, получившие свое тело и саму жизнь от отца с матерью, находятся перед ними в неоплатном долгу. Разумеется, почтительный сын был обязан произвести на свет мужское потомство, чтобы продлить жизнь своих предков. Разумеется, почтительность к родителям толковалась и более расширительно – как заповедь публичной морали и условие личного нравственного совершенствования. В «Каноне сыновней почтительности» сказано: «Великая сыновняя почтительность начинается со служения родственникам, переходит в служение правителю и завершается обретением опоры в собственной жизни». Более того, «просветленный государь управляет Поднебесным миром посредством сыновней почтительности». Буддизм с его идеалом монашеской жизни как будто противоречит ценностям сыновней почтительности, но буддисты вышли из этого затруднения, переосмыслив традиционное понятие «великой сыновней почтительности». Последней обладает святой подвижник, радеющий о блаженстве всех прошлых и будущих поколений.
[1]Шао Юн – известный ученый (11 в.).
[2]Данная история относится к 7 в., к начальному периоду правдения династии Тан.
[3]Имеется в виду трактат «Люй-ши чуньцю» («Весна и осень господина Люй Бувэя» (3 в. до н.э.).
[4]«Книга Преданий» (Шу цзин) или «Чтимая Книга» (Шан шу) – один из главных конфуцианских канонов, содержит записи о деяниях мудрых царей древности.
[5]Имеются в виду авторитетные конфуцианские ученые братья Чэн И и Чэн Хао (11 в.).
[6]Подробнее об этом см. Китай: энциклопедия любви. Сост. и пер. В.В. Малявина. Москва: Астрель, 2005.
