Книга: «В начале было Дао» — иеромонах Серафим (Петровский), 2007 г.

Данная работа представляет собой попытку описания и анализа китайской религии даосизма с точки зрения христианства.

Введение

Необходимость изучения языческих религий очевидна. В ча­стности она всесторонне обосновывается в кандидатской диссер­тации протоиерея Георгия Персианова «Сущность конфуцианст­ва», защищенной в Московской духовной академии в 1988 г. Он пишет: «Выявление религиозной общности в мире людей всех времен и народов всегда служило к пользе апологии христианства и к утверждению его основополагающей роли в спасении всех лю­дей (Рим. 1, 16). На почве религиозной общности, то есть сознания необходимости религии для всех, всегда возможно по слову Апо­стола «совершать священнодействие благовествования Божия, да­бы и приношение язычников, будучи освящено Духом Святым, было благоприятно Богу» (Рим. 15, 16), так как и язычникам по милости Великого Бога дано славить Его (Пс. 116, 1; Рим. 15, 8-9). В этом нет уступки языческим заблуждениям (1 Кор., 8, 1-13)».

Исследование и анализ вероучительных истин различных ре­лигий привлекали внимание отечественных богословов, начиная со второй половины XIX в. Среди подобных трудов следует отме­тить сочинения А. Гусева «Нравственный идеал буддизма в его

отношении к христианству», И. Красницкого «Буддизм и христи­анство», И. М. Концевича «Православие и буддизм». Изучением буддизма занимались также Д. В. Горохов, В. А. Кожевников. Иудаизм детально изучался профессорами СПб Духовной Акаде­мии Д. А. Хвольсоном, И. Г. Троицким, А. Бронзовым, ислам — Н. А. Скабаллановичем, В. В. Болотовым, Е. Аквилоновым. Среди работ, посвященных собственно китайской тематике, следует от­метить исследования профессора МДА С. С. Глаголева «Религии Китая»; о. Иакинфа (Бичурина) «Описание религии ученых», «Ки­тай: его жители, нравы, обычаи, просвещение» и других сотрудни­ков Пекинской миссии; прот. Георгия Персианова «Сущность конфуцианства», цитировавшаяся выше; прот. Александра Меня «У врат молчания», носящая, правда, в большей степени популяр­ный характер; этюды сравнительного характера мы обнаруживаем и в работах диакона Андрея Кураева «Если Бог есть любовь».

Из зарубежных исследований на английском языке, актуаль­ных для избранной нами проблематики, следует отметить книгу иеромонаха Дамаскина (Христенсена) «Христос — вечное Дао» и трехтомную антологию под редакцией католического священника Романа Малека «Китайский лик Христа».

Этот обширный, но далеко не полный перечень трудов под­тверждает мысль о необходимости исследования религий мира и наличие в отечественной богословской науке сложившихся тради­ций в данной области.

Древние религии Китая прекрасно иллюстрируют значение язычества в истории человечества, поскольку, по мысли С. Глаго­лева, «из государств, существовавших до P. X., не уцелело до на­стоящего времени ни одно, кроме Китая. История имеет, таким образом, дело с двумя родами государств, из которых одни погиб­ли, а другие возникли на глазах истории. Только Китай не подхо­дит ни под один из указанных типов: мы не знаем его начала точно так же, как не знаем начала древних монархий, и не знаем его кон­ца точно так же, как не знаем своего собственнаго». Источник долгожизненности Китая проф. Глаголев видит в китаизме, кото­рый определяет как «постоянство целей и образа поведения». В современной науке это принято называть менталитетом.

Здесь мы приходим к проблеме необходимости изучения именно даосизма с другой стороны. Дело в том, что роль даосизма в формировании китайского менталитета трудно переоценить. Сошлемся на мнение китайского ученого и писателя Сюй Дишаня: «Если бы могли проанализировать жизнь и идеалы какого бы то ни было китайца, то мы прежде всего увидели бы даосские идеи». Линь Тунцзи писал, что «каждый китайский интеллигент в соци­альном плане конфуцианец, в душе, подсознательно, в плане ин­дивидуальном, всегда былдаосом».

Наконец, открывающаяся в наше время возможность возоб­новления деятельности Православной миссии в Китае также дик­тует необходимость глубокого и всестороннего изучения нравов, обычаев, культов и религий Китая, в том числе и даосизма.

Автор ставит перед собой задачу подробного разбора действи­тельно существующих или возникающих в результате неверного истолкования текстов аналогий и параллелей с христианским ве­роучением.

Работая в русле данной тематики, необходимо с большой ос­торожностью подходить к изучаемому материалу, о чем говорил в свое время В. М. Алексеев: «Сравнительные этюды этого типа особенно трудны тем, что требуют знатока как минимум двух культур и соответственно двух языков, ибо тонкость перевода и терминология идей редко даются без соответствующей двусторон­ней углубленности,., пунктов сравнения для логоса-дао оказывает­ся очень много, особенно если не считаться с образностью и сис­темою сравнений различных между собою языков и искать в обеих культурах сходные настроения и психемы, прослеживая скорее не то, что сказано, а то, что хотят выразить, но не могут».

Необходимость осторожности в этих вопросах диктуется так­же фактом существования некоторой путаницы в понятиях, когда говорят о «православной йоге», о «дзэне внутри христианских традиций», «взаимном проникновении религий» и т. п.

Прежде, чем перейти к теме данного исследования непосред­ственно, необходимо сделать несколько принципиальных огово­рок. Во-первых, с точки зрения автора, необходимо особое внима­ние уделить начальному этапу в развитии даосской доктрины, так как в конечном итоге именно он определяет исторический путь данной религиозно-философской системы.

Во-вторых, мы должны учитывать господство в даосской фи­лософской традиции идеи энигматичности «подлинного» знания. Так, в первом и самом авторитетном памятнике даосизма «Дао-дэ дзине» постоянно подчеркивается непознаваемость и невырази­мость «дао» в слове. По этому поводу культуролог М. Кравцова пишет: «Вынужденные в конечном итоге нарушить принципы «невыразимости» дао, даосские мыслители сделали все, от них зависящее, чтобы сохранить энигматический характер своего зна­ния. Апокалиптичность того же «Дао-дэ дзина» обманчива. Он есть в полном смысле слова «закрытый текст», сущностное напол­нение которого, несмотря на поистине бесчисленные попытки его комментирования, толкования и научного анализа, так и остается загадкой».

Иеромонах Серафим (Петровский)