Главная страница » Публикации » Продолжение разговора о совести
| |

Продолжение разговора о совести

Комментарий  Головачёва В.Ц.
ЕСТЬ ЛИ СОВЕСТЬ У «НЕЕВРОПЕЙЦЕВ»? (отклик на почти одноимённое эссе В. В. Малявина) Упомянутые Владимиром Вячеславовичем (далее почтительно, но кратко – В.В.) теледебаты «Совесть: категория культуры»  оказались воистину неудачными, а озвученные отдельными (не В.В.) востоковедами заявления об отсутствии у азиатов совести, которую якобы заменяет стыд, прозвучали настолько сомнительно, что я не удержался от критических реплик. Однако комментарии в режиме мгновенного «чата», действительно, не слишком располагают к развернутым аргументам. Поэтому появление нового эссе В.В., посвящённого совести европейцев, азиатов (китайцев), африканцев и проч., порадовало как минимум в трёх отношениях. Во-первых, столь важная тема дискуссий получила особое продолжение. Во-вторых, в отличие от многих далеких от Востока схоластов, низводящих понятие совести до атрибута сугубо христианской или «западной» морали, В.В. изначально дистанцирует себя от этого одиозного по нынешним временам европоцентристского подхода, что видно и по названию, осторожно сформулированному под знаком вопроса, и по вводной части статьи («В культурной антропологии распространено мнение, что совесть – исключительная привилегия западной, в особенности христианской, культуры, тогда как на Востоке жизнь всецело регулируется понятием стыда»…) В-третьих, автор обещает поделиться с читателем соображениями «по существу вопроса», и это обещание кажется наиболее радостным моментом.
Но в чём же состоит то самое «существо вопроса»? Если допустить теоретически, что понятие совести отсутствовало в Поднебесной империи вплоть до появления там братьев-христиан, то разговор можно сразу закончить, отбросив за борт не только китайцев (конфуцианцев, даосов, буддистов, мусульман, язычников), но и все прочие нехристианские народы, не ведавшие доктрины греховности и искупления. Но если универсальное для большинства культурных народов понятие совести всё же зародилось в самом китайском обществе, то возникает целый ряд производных вопросов. Например, когда и как возникли и формировались представления о совести? В каких терминах выражали и как трактовали это понятие выдающиеся китайские мыслители разных эпох, такие как, скажем, Конфуций, Чжу Си или Ван Ян-мин?
Давая определение обсуждаемого понятия В.В. напоминает, что совесть и в русском, и в большинстве европейских языков означает именно со-весть, совместное ведение (совмещённое, сопутствующее ведение, при этом безусловно сокровенное знание), чувствование трансцендентного горизонта своего бытия… (я бы добавил к этому «соприсутствующую, сопричастную весть» – ВГ). При этом, согласно словарям, западное понятие совести соответствует китайскому выражению лян синь ??, что значит буквально «доброе сердце». Это понятие отсылает нас, как пишет В.В., к иному смысловому ряду, нежели идейный контекст совести европейца. Человек, по китайским представлениям, от природы добр (? – ВГ), и от него требуется только оставить в покое своё сознание, которое в китайской традиции всегда «сердечно»…
На мой взгляд, подобное соотнесение европейских и китайских понятий верно лишь отчасти и, уж во всяком случае, не универсально. Во-первых, исторически, китайское понимание природы человека вовсе не исчерпывалось представлением о его доброте (известные варианты: человек по природе зол: и зол, и добр; не зол и не добр). Во-вторых, наряду с упомянутым современным термином лян синь для обозначения этого понятия в прошлом употреблялись и другие термины. Например, жэнь ? у Конфуция или, допустим, лян чжи ?? у Ван Ян-мина. Хотя разбор этих терминов – отдельная тема, само их наличие позволяет усомниться в том, что предложенная В.В. интерпретация лян синь достаточна для формального разведения «идейных контекстов совести» у китайца и европейца. Рискну также предположить, что любимый Конфуцием иероглиф жэнь ? вполне соотносим с вышеупомянутой со-вестью, как совместным ведением, внутренне сопутствующей, сопричастной человеку вестью или, по В.В., «чувствованием трансцендентного горизонта своего бытия, силой за-зрения и взглядом из запредельной дали, которая на самом деле таится на дне души…»
Как пишет В.В.: «Совесть – вещь глубоко личная, потаённая, стыд – формальная, всем видная»… «Постоянная угроза «потери лица» нейтрализуется готовностью заведомо принять на себя промахи других, ибо такая готовность как раз подтверждает обладание авторитетом и властью»… (Не есть ли это обретение авторитета и власти путём восхождения от устыжения к усовещиванию? – ВГ). Солидаризируясь с подобными наблюдениями автора я бы с удовольствием поспорил о ряде других его утверждений. Например, действительно ли «рефлексия китайца, который «смотрит и не видит» (Лао-цзы), направлена не на себя и своё самоутверждение, а на соотнесённость с другими»? Или насколько драма греха и искупления могла быть драматичнее самостоятельного «исправления проступков» (в т.ч. преступлений – ВГ), которое доступно человеку как сознательному и разумному существу? Однако, отмечу в свою очередь, большинство из этих утверждений В.В. декларативны и не подкреплены конкретной аргументацией. Встречающиеся в тексте универсальные обобщения (например: «Восток не знает коллизий западной интроспекции». Или: «Мир есть всевместительная совместность, самоскрывающееся сокрытие, где правит вечно отсутствующее «здесь и теперь», мрак вездесущей предельности опыта») едва ли проясняют проблему, а ссылки на беспочвенные спекуляции Р. Барта и Г. Кайзерлинга и вовсе затуманивают её суть. Понятно, что напрочь исключённый из живого контекста языковых, культурных и личностных отношений заезжий турист Г. Кайзерлинг вполне мог высокомерно вообразить, что «в атмосфере китайской культуры нет ничего такого, что давало бы новый духовный импульс; напротив, она поощряет к рутинному исполнению того, что заложено в человеческой натуре». Но не совсем ясно, почему прекрасно знающий азиатские нравы В.В. цитирует эту изумляющую сентенцию как «сильное суждение, отмеченное редкой нынче интеллектуальной честностью». И какая может быть сила пусть даже в честном, но дремучем интеллектуальном заблуждении? Кстати, Г. Кайзерлинг был всё же прав в одном: традиция обмана иностранцев едва ли может служить критерием для оценки общественной морали. Тем более, что в этом глобальном виде спорта европейцы со всей их «культурой совести» и системой неэквивалентной колониальной торговли могут дать большую фору азиатам. Не удержусь от удовольствия процитировать, в противовес Спафарию и Кайзрелингу, слова другого западного очевидца, также сравнившего (действительно, с редкой честностью и прямотой) добросовестность западных и китайских торговцев. Вот что писал российский морской офицер А. Я. Максимов, посетивший в 1874 г. Шанхай: «За прекрасными дворцами торговых тузов тянутся… обширные английские магазины, богато снабжённые всевозможными произведениями английской мануфактуры и искусства. Правда, в этих магазинах… дороговизна страшная; лучше всего эти английские товары приобретать в китайских магазинах, в которых берут все цены гораздо умереннее и отпускаются товары лучшей доброты, потому что китайцы не торопятся обогатиться, как европейцы вообще, и довольствуются меньшими барышами. Вообще нужно заметить то обстоятельство, что где бы китайцы ни начали торговать, везде они стараются отпускать тот же товар за меньшую цену и тем привлекают к себе большое число покупателей… При этом нужно сознаться, к стыду нашему, что китаец, хотя его и считают все за отъявленного плута, всегда продаст свой товар гораздо добросовестнее европейца и не решится надуть покупателя, потому что хорошо сознает, что с первою плутнею он потеряет всю свою торговлю, потеряет репутацию честного купца, которою он очень дорожит, как бы в укор европейским купцам…» (Максимов А. Я. Плавание корвета «Аскольд». Из записок Максимова: От Кронштадта до Бангкока // Вокруг света. – СПб., 1876, С. 447).
Цитируя импозантные, но иллюзорные домыслы западноевропейских странников В.В. при этом упускает из вида выводы реальных научных экспертов, серьёзный спор с которыми только и мог бы подвести к искомым ответам. Ни в коей мере не причисляя себя к таким экспертам, я хотел бы напомнить, что в отечественной синологии был как минимум один учёный – Л.И. Головачёва, посвятившая 30 лет специальному изучению того самого вопроса о том, есть ли совесть у китайцев.
К сведению любознательного читателя, основой концепции Л.И. Головачёвой стал нетрадиционный перевод жэнь ? (главной категории в учении Конфуция, споры о которой ведутся тысячелетиями) не как абстрактное «человеколюбие», «гуманность» или «добродетель», но именно как «совесть» – мощнейший личностный рычаг или внутренний императив, открывающий мир внутренней жизни человека, переносящий его внимание с внешних событий на внутренние переживания. При этом «знание» (чжи ?) означает не овладение какой-то информацией, и даже не качество «мудрости», а открытие в себе человеком этого императива совести.
Признавая существование людей разных типов – совестливых от природы (врождённая совесть) и познавших совесть эмпирически (на личных ошибках или на примерах истории), Конфуций, по сути, снимает западное противоречие между эволюционизмом и интуитивизмом в трактовке этого понятия. А, заодно, «очеловечивает» и лишает проблему совести её сверхъестественности.
За почти три десятка лет, посвящённых научному обоснованию своей неортодоксальной концепции, Л.И. Головачёва последовательно рассмотрела в системной взаимосвязи все основные категории учения Конфуция (жэнь, чжи, сюэ, сяо, чжун, и, тянь, мин. дао, дэ и др.). Параллельно она изучала и анализировала доминирующие историографические подходы (китайские, отечественные, западные), исследовала структуру и текст Лунь юй, осуществляла «интеллектуальную реконструкцию» учения Конфуция и, по ходу дела, дала ответы на все когда-либо озвученные аргументы своих оппонентов. Соображения, приводимые в статье В.В., в большинстве своём входят в число тех аргументов.
В предельно кратком изложении самой Л.И. Головачёвой суть учения Конфуция состоит в следующем: «Правитель, который стоит всегда лицом к солнцу, передает на землю небесные законы. Стояние лицом к солнцу, для чего приходится поворачиваться вместе с ним, приучает его править по мерке космоса. Он требует от народа лишь столько, сколько народ может дать по состоянию космоса. Он не берёт от народа, а даёт ему, если урожай плохой. Привыкая следовать за солнцем, он сначала испытывает угрызения совести, если отстал от светила и не отдал народу столько заботы и тепла, сколько должен был отдать. А потом научается не отставать и не испытывать угрызений, то есть, становится человеком с чистой совестью. Поэтому название Школы Конфуция означало «Школа чистой совести». Конфуций не просто декларировал такую идею, он придумал специальный ритуал, где использовались солнечные часы, и с их помощью (эпмирически) открывал в своих учениках осознание самих себя и ощущение собственной ответственности за свои ошибки в виде угрызений. Тот, кому совесть один раз дала себя таким образом знать, никогда не делал другому того, чего не хотел от другого себе»… Идея «кругооборота» нашла отражение и в самом тексте Лунь юй, названия (первые слова) глав которого замкнуты в кольцевую сентенцию…
К сожалению, все эти соображения Л.И. Головачёвой никак не учтены в эссе. В итоге, глубоко уважаемый В.В. упустил хороший шанс для творческого диалога, обрекая себя на невольный, опять же, закольцованный монолог.
Отсюда и пессимистичный исходный посыл (Есть ли совесть у того или иного конкретного китайца, наука не знает, да и не должна интересоваться), и грустные выводы В.В. (Вопрос «есть ли у китайцев совесть?» остаётся вопросом). Хотя, быть может, грядущие предновогодние дни – просто не лучшее время для поиска ответов на вселенские вопросы. Ну, как тут, простите, не вспомнить «Карнавальную ночь» и лектора Никадилова: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе – это науке неизвестно. Наука ещё пока не в курсе дела. Асса!!!» К сожалению, если нет ответа на поставленный вопрос, значит, скорее всего, не состоялся и обещанный нам разговор по существу… Поэтому, чтобы совсем уж не разочаровывать потратившего время читателя, рискну предложить свой личный ответ – жизнь на Марсе, как и совесть у «неевропейцев», мне кажется, всё-таки существуют!..
С Новым 2014 Годом!   Головачев В.Ц.
Ответ Малявина В.В.
Сердечно благодарю Вас, дорогой Валентин, за интерес к разговору о совести и присланный Вами очень насыщенный текст. Дискуссия наша разрослась, и я отвечаю предельно кратко.
1. Не будем цепляться за слова. Подобрать для китайского термина броское словцо нетрудно. Сам этим грешу. Но думать, что этого достаточно для понимания – опасная иллюзия. Семантическое поле китайской «человечности» (так я предпочитаю переводить термин «жэнь») плохо согласуется с европейским представлением о совести. Как все китайские понятия, он имеет также космологическое, соматическое и даже политическое измерения. Оттого же сказать, что в азиатских культурах нет эквивалента европейской совести, – не значит обвинить азиатов в бессовестности. Опять-таки разница между понятиями «устыдить» и «усовестить» не очевидна, но ясно, что усовещение далеко от «угрызений совести».
2. Как явствует из приведенных мной высказываний Юань Ляофаня, китайская этика требует устранять дурные поползновения в момент их зарождения, «здесь и сейчас» (?? ) и даже, как ни странно это звучит, «прежде, чем они проявятся в сознании». Это почти буквально совпадает с практикой исихазма в Православии, которая тоже учит видеть то, что предшествует всем вещам и рефлексии: нетварный свет и Царство Божие. Вопрос: как совмещается радикальная актуальность блаженства – китайского или исихастского – с гордостью (почти забытой, признаю) русского интеллигента: больной совестью?
3. С Кайзерлингом вышло несколько путано. Но, вообще говоря, не следует путать философские постулаты с дескриптивными суждениями и тем более политкорректностью. А заключение Кайзерлинга о китайской культуре не так уж и скандально. Оно в духе китайской поговорки: «когда свершится путь человека, путь Неба свершится сам собой». Или вот даосская формула, уоторая должна быть Вам не чужда: «Моя судьба – от меня, а не от Неба». Напомню и об отрицании авторитетными китаеведами (Эймс, Жюльен) самого представления о трансцендентном начале в китайской мысли.
4. Что касается честности китайцев в торговле, тут мы вступаем на зыбкую почву разных «случаев», так что свои соображения pro и contra я приберегу для более подходящего случая. Замечу только, что китайские форумы в интернете заполнены стонами о погибели великой китайской морали. Осталась вроде бы одна погоня за деньгами. Тайваньцы охотно соглашаются, но с иронической улыбкой: они-то себя ответственными за эту культуру не считают.
Малявин В.В. 21.12.2013

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие записи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *