Принцип дельфина

Почему дельфины – лучшие мастера Цигун на Планете, как играть с ними в прятки в открытом море и при чём здесь альфа-состояние, поведали нам Николь и Александр Гратовски — организаторы проекта Universal Contact Team, исследующего взаимоотношения человека и мира, авторы книг «Генератор возможностей» и «Вызов Дельфина», в настоящее время занятые созданием Посольства дельфинов при человечестве.
Беседовал: Иван Матвеев /  Фотографии: Universal Contact Team  /  Журнал «Цигун», 2012 № 2 — 3

И.М. Учитывая профиль (и фас) нашего журнала, первый вопрос — о том, что связывает Цигун и дельфинов.
А.Г. С нашей жизнью дельфины совпали несколько лет назад именно потому, что мы к тому моменту дошли до определённого предела, занимаясь различными практиками, так или иначе связанными с Цигун. Бывают такие периоды, когда хочется двигаться дальше, но карт этих запредельных территорий не существует, и возникает потребность если не в учителях, то хотя бы в советах более опытных путешественников. Один из наших друзей — известный французский психотерапевт и мастер Цигун порекомендовал нам обратиться за этим советом к дельфинам. Благодаря его рекомендации в нашей жизни случился первый опыт общения со свободными дельфинами в море. Опыт, в очередной раз перевернувший привычную картину мироздания.
Н.Г. Дельфины – это вечная загадка для человека. Загадка невероятно притягательная, позитивная, но до сих пор, несмотря на весь наш эфемерный прогресс, остающаяся тайной. Современная наука не в состоянии ответить на большое число вопросов по поводу умений и качеств дельфинов, до сих пор представляющихся чудесными. Среди них есть самые простые и очевидные, например, та скорость, с которой дельфины перемещаются. Некоторые виды дельфинов способны плавать со скоростью до 70 км в час, обгоняя самые современные подводные лодки. Простой расчёт специалистов по гидродинамике показывает, что дельфины не в состоянии плавать с такой скоростью, потому что не обладают достаточной для этого энергией. Надо отметить, что дельфинов это совершенно не расстраивает и они продолжают плавать со скоростью 70 км в час. Соответственно, возникает вопрос: откуда они берут недостающую энергию для того, чтобы так поступать с наукой? И что это за энергия? Судя по всему, берут там, где находятся — в любом месте в любой момент. И то, как виртуозно любой из них это делает, как легко и радостно взаимодействует с этой энергией, — истинное мастерство. В приблизительном переводе с дельфиньего на китайский это называется «работа вселенской энергии» или — Цигун.
И.М. Хочу уточнить: когда вы говорите о дельфинах, то сразу представляется известный образ улыбающейся морды бутылконосого Флиппера — вы общаетесь с подобными дельфинами?
Н.Г. Мы общаемся с бесподобными дельфинами. С такими, которых рисуют дети. Дельфины есть практически везде, во всех морях, за исключением самых холодных вод, и то там обитают касатки и белухи. На самом деле дельфинов более тридцати видов. Помимо бутылконосов (они же афалины, латинское название — Tursiops), есть круглоголовые шестиметровые гринды, и ещё более двадцати видов, но большинство из них, на самом деле, очень похожи на Флиппера, то есть это вот такие «классические» дельфины, разве что в основном чуть меньшего размера (около двух метров) и более длинноносые. Они все без исключения прекрасны.
И.М. И все они в одинаковой степени владеют Цигун?
А.Г. Знаете, рассказывают, что две юные рыбы как-то встретили третью, взрослую и мудрую, которая плыла навстречу. Она поинтересовалась у них, как там нынче водичка и, не останавливаясь, проплыла мимо. А эти две плывут дальше и недоумевают — о чем это она, какая такая водичка… «Дельфин, владеющий Цигун» — это Моцарт, владеющий аккордом «До мажор». Это их среда и их способ жизни, они неразделимы.
И.М. Насколько я знаю, до сих пор ведутся споры о разумности дельфинов. Кто-то считает их животными, кто-то — инопланетянами…
Н.Г. Мы не знаем что там на иных планетах, но глубоко убеждены, что здесь, на Земле, существует, кроме человека, принципиально другой вид высокоразвитого сознания. По каким-то удивительным причинам, он, кроме всего прочего, чрезвычайно к нам расположен и очень доброжелателен. Вдумайтесь: не бывает, чтобы дельфин нанёс вред человеку, в отличие от обратного: китобойных флотилий и разных зверских обычаев, когда бьют круглоголовых дельфинов сотнями — в течение одного «праздничного» дня. Это, между прочим, происходит не где-то когда-то, а в Разумной европейской Дании — ежегодно.
Этот другой вид сознания, существующий рядом с нами, обладает удивительными, с нашей точки зрения, паранормальными способностями, совершенно необъяснимыми современной наукой. Вероятно, многому у них можно научиться — в частности, тому, что всегда завораживало человека: непосредственному общению с Миром и этой самой энергией, которой нам так не хватает.
А.Г. Каков критерий разумности? Мы настолько умны, что создали государственные границы и банки, они настолько умны, что НЕ создали их. Насколько разумна цивилизация, которая большую часть ресурсов тратит не на радость, а на средства вооружения, направленные против себе подобных? Где точка отсчета Разума? Как сказал один маленький мальчик: «если бы я хотел придти туда, я бы начинал не отсюда»…
Эволюция человека составляет около миллиона лет, эволюция дельфинов — порядка 50 миллионов. Они в 50 раз старше, чем мы. У каждого из них мозг примерно на полкилограмма больше, чем мозг человека. И сложность этого мозга, количество синоптических связей, что в просторечии называют количеством извилин, примерно в полтора раза превосходит сложность мозга человека. Совершенно очевидно, что эта сложность многократно, в сотни раз превосходит потребности выживания. Для сравнения можно сказать, что мозг белой акулы составляет 120 грамм — и этого ей с избытком достаточно, чтобы все «боялись и разбегались». Но когда ты плаваешь с дельфинами, можешь вообще не бояться акул. Никакая белая акула в здравом уме и твёрдой памяти не приблизится к ним, потому что даже своими граммами она безошибочно понимает, кто тут на самом деле главный.
Согласно одному из важнейших принципов нейрофизиологии, то, что не используется – отмирает. Это означает, что если на протяжении 50 миллионов лет дельфины сохраняют вот такой фантастической мощи и сложности мозг — он постоянно используется для чего-то неизмеримо более сложного, чем выживание.
И.М. Для чего же?
Н.Г. Согласись, что эта интрига должна раскрываться в самом конце интервью — видимо, в следующем номере журнала. Иначе какой смысл дочитывать?
И.М. Тогда другой вопрос: почему дельфины не хотят установить с нами контакт, если у них настолько развитое сознание?
А.Г. Представим, что у приятелей, с которыми ты редко видишься, не так давно родился ребенок. И вот ему три месяца, он весь — с их точки зрения — «боже-какой-хорошенький», а тебя угораздило приехать к ним в гости. По большому счёту у тебя вообще нет никакой причины общаться с ним. Строго говоря, это попросту невозможно. В лучшем случае, ты можешь посюсюкать с ним секунд десять… Даже когда ему будет полгода, пусть даже год — в этом случае ты уже сможешь с ним, если придется, где-то на коврике повозиться пару минут, но устанавливать с ним какой-то другой контакт… сесть и затеять с ним беседу тебе не придёт в голову вообще никак. Заняться совместным творчеством, общим интересным делом — тоже не придёт в голову. Ты хорошо к нему относишься, ты просто понимаешь что это – новорождённый ребенок, что рано ещё, что, возможно, когда-нибудь в будущем… Более того, он свой, человеческий. Поэтому, если вдруг родители отвернутся, и произойдет что-то, например, он решит вскарабкаться по лестнице, и вот-вот навернётся, то не задумываясь, ты сделаешь всё, чтобы предотвратить опасность. Подхватишь его и усадишь на мягкую подушку. И всё — пойдешь заниматься своими делами. Вот это ровно тот контакт, который у дельфинов есть с нами. Они могут поиграть с нами в несложные игры несколько минут на коврике (на поверхности воды) — при условии, что мы пересеклись с ними в тот момент, когда они не были заняты чем-то более значимым и интересным. Они, конечно, не станут играть с нами в жонглирование объемными трансформирующимися образами, но в простенькие салочки, например, которые доступны нам с нашими скоростями — охотно.
Н.Г. При этом, если мы, нырнув, в увлечении забываем дышать, они аккуратно и своевременно выводят нас на поверхность. А если любому из нас угрожает реальная опасность, мгновенно рядом оказывается дельфин, отгоняет акул, спасает, «сажает на тёплую подушку» и уплывает дальше по своим делам. Сесть рядом с нами и разобраться, можем ли мы мыслить одними категориями? Говорить на одном языке… о чём? У нас ещё нет даже слова для погремушки, которую они могут нам предложить. На самом деле мы вообще не понимаем еще, что то, что видим (а тем более — все остальное) может быть погремушкой.
А.Г. Основным доказательством разумности принято считать наличие языка. Очевидно, что у дельфинов есть язык — хоть в этом уже никого не нужно убеждать. Существуют разные способы изучения языка, в том числе метод американского лингвиста Джорджа Зипфа. Это математический анализ повторяемости языковых паттернов, позволяющий исследовать любую последовательность звуков на предмет осмысленности и информативности. Выявление структуры дает возможность судить о том, имеешь ли ты дело с языком или это вообще совершено случайная белиберда. Таким образом были проанализированы языки обезьян, слонов и других наиболее развитых млекопитающих. В результате анализа строится график, на котором появляется некая кривая. Чем выше ее кривизна, тем больше разумность анализируемого языка и его сложность. Так вот, по сравнению с кривой человеческого языка, графики языков таких животных как слоны, обезьяны, собаки, кажутся почти прямой линией, то есть находятся на очень большом удалении в развитии. Кривая Зипфа языка дельфинов имеет тот же наклон, что и кривая языка человека, что означает, что как минимум, этот язык не уступает человеческому.
И.М. Как минимум?
А.Г. Да, потому что проанализирован только тот ряд звуков и ультразвуков, который доступен нашему восприятию. То, что с нашей точки зрения «не звучит», но может быть главной составляющей языка, вообще не проанализировано. А почти наверняка рядом существует второй пласт языка, гораздо более мощный, который передаётся просто не звуковыми средствами — вообще иными: на частотах вне аудиального спектра. Есть предположение, что это такие объёмные голограммы, передающие непосредственно понятия, образы и более сложные явления — это принципиально другое устройство языка. Наш собственный язык, в любом случае плоский и цифровой, потому что мы ходим по поверхности и нам достаточно описателей, которые объясняют по-существу двухмерный мир, в котором мы живём. А у дельфинов есть не просто вперёд, влево, вправо, но также вверх и вниз, а кроме того, что еще важнее, их мир, в отличие от нашего — очень жёсткого, плотного, материального, — абсолютно текуч и постоянно изменчив. И для того, чтобы этот мир адекватно описывать, необходимы совершенно другие средства языка и другое его устройство. Это должен быть язык, улавливающий постоянную трансформативность мира и непосредственно передающий образы, эмоции, чувства, понятия, состояния…
И.М. Сложно представить себе, как может происходить общение, если сама возможность нахождения общего языка отсутствует…
Н.Г. Когда плаваешь с дельфином, возникает удивительное ощущение непосредственного диалога, который, тем не менее, остаётся за пределами слов. Иногда ты можешь объяснить это, если произошло какое-то простое действие, например, он тебя учит плавать — тогда ты можешь облечь это в слова и даже потом пересказать содержание состоявшегося диалога вербальными средствами. Но чаще всего это невербальная коммуникация, с сохранением при этом очень чёткого ощущения непосредственного диалога. Человек, допущенный к общению и попавший в группу дельфинов, испытывает ни с чем не сравнимые, очень странные чувства. Это можно попытаться описать как сочетание восторга и полного спокойствия, солнечной эйфории и при этом — уверенной компетентности. Это – очень сильное переживание. Почти гарантированное, если человек находится некоторое время с группой дельфинов или наедине с одним из них.
И.М. Вы думали о том, как это происходит физически?
Н.Г. Этот механизм проходят в школе — Гюйгенс в своё время сформулировал его как закон или принцип маятника. Когда рядом раскачиваются два маятника, по прошествии очень небольшого времени они чудесным образом синхронизируются и начинают раскачиваться с одной частотой. В случае общения с дельфинами речь идет о частотах электромагнитной активности головного мозга, отражающих прежде всего состояние сознания. Дельфины — мощнейшие индукторы, способные синхронизировать наши частоты со своими.
А.Г. Здесь надо упомянуть, что существует некая гармоничная частота активности мозга, называемая «альфа-состоянием». Известно, что наш мозг может функционировать в нескольких режимах: «тетта-состоянии» — когда мы спим, в «бетта-состоянии», когда младший менеджер встречается со старшим менеджером, и в альфа-состоянии, которое свойственно спокойствию, молитве, медитации, сосредоточенности, творчеству и другим подобным состояниям. Судя по всему, дельфины пребывают в альфа-состоянии почти постоянно. Когда ты попадаешь к ним, ты оказываешься в очень мощном силовом поле. И, в соответствии с элементарной физикой, каждая твоя частица буквально поляризуется в этом поле и выстраивается определенным образом. И медиками и нейрофизиологами доказано, что альфа-состояние наиболее продуктивно для решения самых разных задач, для поддержания оптимального самочувствия, для здоровья; когда ты в нём, у тебя синхронизируется работа обоих полушарий головного мозга и т.д. На самом деле это редкое состояние, едва ли не пиковое переживание, ощущение наибольшей продуктивности, радости, спокойствия и осмысленности. Это то, что психологи называют ресурсным состоянием. Именно в него неизбежно попадает человек, который допущен дельфинами к общению.
Н. Г. Здесь важно объяснить, что значит «допущен». Мы в наших путешествиях видели разных людей в разном состоянии, и сейчас почти безошибочно знаем: вот у этого человека будут дельфины, а у этого сейчас — вряд ли.
У нас были случаи, когда человек очень доброжелательный, умный и славный, балагур и душа городских компаний — и вот он спускается с лодки в воду к дельфинам, и они как будто испаряются — мгновенно уходят. Они работают как фантастические 3D сканеры и напрямую считывают наше состояние. Зачастую, если нас не надо спасать, мы в это время не тонем и акула на нас не нападает, то мы им вообще не интересны. Потому что если башка человека в это время забита до отказа какой-нибудь совершено несуществующей ерундой, биржевыми котировками, карьерными интригами, статьями арендного договора по недвижимости, то понятно, что у дельфина просто не возникнет никакого желания начать общение. Очень часто в таких случаях мы вспоминали известную дзенскую притчу, когда чаша полна и чай уже некуда налить — вообще нет свободного пространства. Плотно упакованные искусственной чушью мозги не оставляют пространства, в которое добровольно стал бы втискиваться дельфин.
С другой стороны, вначале мы думали, что плаваем очень плохо, и для того, чтобы общаться с дельфинами, нам нужны люди, которые великолепно плавают и поэтому брали с собой в экспедиции хороших спортсменов. Мы заранее были уверены, что такой человек будет главным контактёром — у него же чемпионский кубок дома стоит. Только потом мы поняли, что на самом деле, как плавает чемпион мира и как плавает самый толстый и неповоротливый человек, с точки зрения дельфина — почти неразличимо.
А.Г. Справедливости ради надо сказать, что это, конечно, не совсем так. Когда у тебя устанавливается контакт с дельфинами, они очень ценят твои попытки погружаться чуть глубже, чуть интереснее и свободнее двигаться… Но прежде всего они ценят внутреннюю свободу, отсутствие ложных перегородок в мозгу, готовность играть и фантазировать, чем физическую тренированность, позволяющую продемонстрировать серию отработанных движений. У знакомых нам спортсменов с внутренней свободой, как правило, увы, были некоторые сложности.
Н.Г. Однажды в нашей команде, помимо прочих, были профессиональный пловец и толстая, но очень живая и открытая девчонка. И вот — в воду падает эта девчонка, как она сама говорит «как картошка» — шумно, с брызгами, неумело, и… играет с дельфинами. Одновременно с ней грациозно, без единой брызги в воду входит гордый собой спортсмен – и не видит ни одного дельфина. Вообще. И так день за днём. У пловца приключилась депрессия… До тех пор, пока что-то щелкнуло внутри, и однажды он поплыл не для того, чтобы что-то кому-то доказать и кого-то победить, а просто потому, что это колоссальное удовольствие — резвиться в пронизанной солнечными лучами прозрачной воде, зная, что где-то рядом — дельфины. И с этого дня он играл с ними вместе.
И.М. Я слышал, что у вас в море почти не бывает дней без дельфинов. Это везение?
А.Г. Это совпадение. У нас есть собака — золотистый ретривер, которую наши друзья называют ресивером. Мы возвращаемся домой в самое разное время, но она безошибочно садится перед входной дверью минуты за три до этого… Мы очень дорожим встречами с дельфинами, и, как правило, встречаем их. Или они — нас. Но если вдруг их нет с нами какое-то время, мы иногда позволяем себе их звать. Мы очень редко делаем это и вряд ли при помощи текста можем внятно объяснить, как именно. Редко — потому что в любом случае это несанкционированная интервенция в мир. Я, например, не люблю мобильных телефонов, потому что они позволяют кому угодно когда угодно вторгнуться в личное пространство человека, так или иначе нарушая естественное течение его жизни. Когда мы зовем дельфинов, они что-то делают в это время, чем-то заняты, а тут мы со своими призывами… Два-три раза мы испытывали чувство глубокого неудобства, когда они приходили. Было физическое ощущение того, что они говорят: «Что-то важное? Мы были немного заняты… Просто сюси-пуси хотели? Отлично, понятно, давайте: сюси-пуси… Достаточно? Можно идти?»
И.М. Все же — как вы зовете их?
Н.Г. Представляешь себе, как шаманы зовут дождь?
И.М. Приблизительно.
Н.Г. Вот точно также, только по-другому и не так. В бубен не бьем, глаза не выпучиваем, в транс не впадаем. Вообще стараемся, чтобы, если рядом есть люди, занятые своими делами, никто ни на что не обратил внимания. По возможности — идем в воду и спокойно лежим (висим) в ней. Вода — самый удивительный проводник и вообще посредник между мирами — единственное вещество, которое можно потрогать, но которое живет не по корпускулярным, а по волновым законам… Лежим и представляем себе дельфина. Как он чудесен. И как здорово с ним играть… И играя, рассказывать ему о том, как это здорово… Ну и, собственно, это почти все. Если хочется, можно назвать медитацией. После этого проходит минут двадцать и, как правило, приходят дельфины.
И.М. У вас есть какие-то конкретные места встреч с ними?
А. Г. Два — море и океан. Никогда в дельфинариях, которые представляются нам концентрационным лагерем, и где существование заключенных дельфинов крайне далеко от естественного. Дельфины живут во всех морях, но при этом есть крайне мало конкретных точек, где у них есть более или менее постоянное компактное пристанище. Есть что-то на Багамских островах, в Новой Зеландии, у берегов Австралии, на границе Египта и Судана, ещё где-то, но часто такие места очень удалены от очагов нашей цивилизации и труднодостижимы. Самое большое из постоянных (судя по всему, на протяжении во всяком случае тысячелетий) мест — Азорские острова. Нам искренне кажется, что это – их столица. Там ты выходишь в море на лодке и за каждый выход видишь четыре-пять видов разных дельфинов. Летом там у них происходит очень насыщенная социальная жизнь… Как в хорошем обществе принято ездить летом в Биарриц, себя показать, выгулять детей, пройтись по набережной, на других посмотреть, также и здесь — такое ощущение, что у дельфинов в июле-августе принято заглянуть на Азорские острова.
И.М. Видимо, в таких обстоятельствах с ними легче всего общаться?
Н.Г. Наоборот. Представь: солнечный выходной день в большом южном городе, и на центральной площади — в самом разгаре праздник. Здесь гуляют целыми семьями, галдят, танцуют, обнимаются со знакомыми, с аппетитом едят, катаются на каруселях, играют с детьми, наблюдают за приезжими, а где-то на самом краю (на поверхности) всего этого — маленький, неповоротливый, с трудом переносящий местный климат, не знающий ни порядков этой страны, ни ее устройства — ты.
И ты не то, чтобы ни слова на их языке не знаешь, ты вообще немой и, честно говоря, слаборазвитый, слабовидящий, да еще и ограниченный в движениях, но ты хочешь привлечь их внимание и каким-то образом завести с ними диалог, начать общаться. Какой у тебя есть шанс на внятное знакомство или хотя бы на то, чтобы привлечь чье-то внимание? Если ты даже будешь «мычать», как глухонемой, то кто-то, проходя, возможно потреплет тебя по голове со словами: «ты какой симпатичный…» и пойдёт дальше. Всё. И ты там остаёшься со своими «ммм» — «ыыыы», а он уже ушёл. Остановиться рядом и затеять с тобой беседу о том, что тебе интересно, никому не придет в голову.
И вот задача — успеть в ту секунду, когда наши пути пересеклись, как-то показать, что мы способны быть интересными. Для нас это, пожалуй, — один из самых амбициозных вызовов. Вызвать их интерес.
И.М. Удается?
Н.Г. Эти острова благословенны ещё тем, что их что-то хранит от туристического бизнеса — туристов там очень мало. Прохладно, облачно, далековато и нет ни оборудованных пляжей ни ночных клубов.
Основной туристический аттракцион — наблюдение за китами и дельфинами. На каждом острове есть две-три, условно говоря, компании, которые этим занимаются. Компания – это бывший рыбак или китобой, который на свою моторную лодку поставил десяток табуреток и вывозит в море клиентов, показывая им на резвящихся в отдалении дельфинов. Среди этих туристов попадаются самые активные, которые просят лодочника отпустить их в воду, чтобы поплавать с дельфинами.
Самый активный надевает маску и прыгает в воду. Он же только что видел дельфинов и ему кажется, что вот сейчас они налетят с ним дружить. Но за то время, пока перед ним рассеиваются брызги от его же падения, дельфины, никак в нем не заинтересованные, перемещаются метров на триста. Дальше на лодке происходит такой «Форт Боярд»: оставшиеся на борту кричат «контактеру» — «вон они, они там, ты можешь, давай, греби скорее!» Секунд за тридцать он выдыхается абсолютно, дельфины уходят безвозвратно, и тушку смельчака затаскивают обратно в лодку. На повторение подвига никто уже не отваживается, и «плавание с дельфинами» на этом заканчивается.
А.Г. И вот мы впервые туда приезжаем, такие красавцы, приходим на берег и знакомимся с Норберто, который кажется нам наиболее адекватным и в любом случае является единственным, у кого не одна, а несколько лодок, что позволяет одну целиком предоставить нам. Объясняем, что собираемся общаться с дельфинами. Плавать с ними. Норберто нам терпеливо рассказывает, что общаться с дельфинами не получится, потому что это «дикие животные» — не дрессированные, и ведут себя, как хотят. Не спорим, просто каждое утро приходим на пирс, берем лодку с откомандированным шкипером и выходим в море. И вот на четвертый день нас встречает сам Норберто, задумчивый такой, и говорит: «сегодня я с вами пойду. А то мои шкиперы небылицы всякие рассказывают, а врать нехорошо». С этого дня мы ходили в море только с ним, даже подружились, потому что на самом деле он оказался очень чутким и к морю и к дельфинам, и получал искреннее удовольствие от наблюдения за тем, как рушились его собственные всей жизнью воспитанные стереотипы о «диких животных, не склонных к общению».
И.М. Был какой-то эпизод, который для него оказался в этой истории переломным?
Н.Г. Когда он впервые увидел, как мы играем с ними в прятки. Чаще всего игра начинается с «карусельки»: имитируя движения друг друга, вы с дельфином в воде переворачиваетесь в разных плоскостях, стараясь делать это синхронно. Когда, «договорившись», вам это удается, игра может усложниться. Вдруг, в определённый момент, дельфина больше нет — он исчезает из поля зрения, ты его не видишь, даже не понимаешь, куда он делся. На самом деле он неизмеримо быстрее, чем мы, его соматическая компетентность такова, что с нашей точки зрения он практически молниеносен, но когда он играет с тобой, он соизмеряет свою скорость с твоими возможностями. И вот в определённый момент – он исчезает. Начинается головокружительная игра в прятки. Его цель – спрятаться у тебя за спиной так, чтобы ты его не увидел, а твоя цель — «поймать», «осалить» его взглядом. Для этого надо попытаться перехитрить его, резко неожиданно повернуться как-то, а он старается предугадать, с какой скоростью и в какое из любых возможных направлений ты сейчас повернешься, чтобы остаться невидимым. Удовольствие колоссальное — оба участника хохочут до колик. И совершенно очевидно, что дельфины испытывают от этой игры не меньшую радость, чем мы.
А.Г. Мы не сразу поняли причину такого их восторга от, казалось бы, простой детской забавы. А дело в том, что в эту игру они могут играть только с нами. Друг с другом они этого делать не могут, потому что обладают «радаром», работающим на 360 градусов, и осознают все вокруг. Это — все равно, что играть в шахматы с самим собой — заранее знаешь все планы противника. А с рыбой, в сложные игры не поиграешь, она — либо сама игрушка, либо — еда. Поэтому прятки — одна из редких забав, когда они понимают, что мы делаем что-то сознательное и очевидно интересное.
И.М. Но все же это — лишь один пример. А есть ли что-то общее, что является ключом ко всем таким играм, ключом к общению с ними?
Н.Г. Открытость, доброжелательность, искренность — общие слова… Мы пытаемся использовать в качестве средства общения не только то, что первым приходит в голову в ситуации, когда нет общего языка — музыку, танец, движение, но — в чистом виде — эмоции как таковые, осознанные состояния сознания. Состояние сознания — как способ коммуникации. Это требует специальной подготовки, но сама по себе подобная практика является колоссальным выигрышем — и не только в отношениях с дельфинами. Это, собственно, и есть ставка в наших опытах: не столько дельфины сами по себе, сколько дельфинство в нас. Наш собственный потенциал. Наши собственные взаимоотношения с миром. Наша личная жизнь — ее качество, ее содержание, ее вкус, ее смысл.
Продолжение  …